Маркграф на него и в самом деле больше внимания не обращал. Его злобный взгляд предназначался исключительно моей персоне. И чего кипятится как чайник на королевской кухне, что сбежал от главного повара?

Очень вредно вот так кричать в доме у ведьмы. Кровь приливает к… ну, в общем, приливает, и ведьма возбуждается и может натворить всякого Якова. Не знаю, кто уж такой Яков, но учительница так всегда объясняла неудачное ведьмино варево. Это мол Яков вмешался и все тут. Вот встречу, прибью этого Якова.

— Что ты творишь? Во имя всех праведников, зачем ты полезла на всю шайку в одиночку? У тебя где мозги были в этот момент?

— Мне хотелось повоевать. Поколотить кого-нибудь. А тут как раз разбойники так удачно подвернулись.

— Подвернулись? Я за ними два года гоняюсь, никак выманить не могу. А ты в первый же раз поехала по дороге в город и они тут как тут?

— Ну, мне везет. И в целом…

— Я запрещаю тебе так рисковать! Один выстрел! Чуть меньше везения и ты сегодня погибла бы!

Вот нельзя мне запрещать. Я злюсь. А когда я злюсь, Яковы всякие приходят.

— Не ори на меня! Кто ты такой, чтобы что-то мне запрещать?! Я свободная ведьма! Если не нравится, ты волен выгнать меня со своей земли! Но закон я не нарушила!

— Я Маркграф!

— А я ведьма!

— Тебя могли убить!

— Кто? Кучка разбойников? Не смеши мои седины!

— Зачем ты одна поехала? Я собирался отправиться с тобой, — уже спокойнее спросил Роланд.

— Нет.

— Что нет? Мы бы могли…

— Нет. Мы больше ничего не могли бы.

— Так я и думал, — и он прошел и, отодвинув стул, уселся на него верхом.

Я пожала плечами. Выгнать его у меня все равно не получится. Убить еще может быть и получится. Но вот проблемы с трупом, а потом с насиженного места сниматься? Нет. Просто послушаем и поговорим. Вот так. Дышим глубже. И я, взяв стул, уселась напротив него.

— Я женат. И с каких это пор это может быть проблемой? Ты, кажется, только что утверждала, что ты свободная ведьма?

— Ты должен был мне сказать об этом, — прозвучало устало, а хотелось, чтобы тон был безразличным, но как уж выходит.

— Я Маркграф, а ты ведьма. Я владелец замка, а ты беглянка. И эти сравнения можно еще долго продолжать. Так что я по-прежнему не понимаю, почему моя супруга может быть помехой? Моей законной женой тебе все равно бы никогда не стать. Так какая разница есть она у меня или нет?

— Большая. Просто огромная. Ты принадлежишь другой женщине, ты не свободен. Я никогда не смогу быть с тобой. Все закончилось, не успев начаться, — и я потерла лоб.

Вот как мне донести это до него? Ведь, по сути, он прав. И любой другой ведьме на моем месте такое предложение от владельца замка праздником покажется. Любой. Но не мне.

— У тебя есть кому переживать о тебе? Ты одна, без защиты и поддержки. А впереди зима. Где твои родные и близкие, которые готовы защитить и поддержать тебя? Я что-то их не вижу. Я же все это тебе предлагаю. И мне казалось, что ты готова была это принять.

— Так и было. Но теперь я этого сделать не могу. Просто не могу и все.

Он снова прав. Да, никто не узнает. Да, моим близким все равно. А сестры так вообще только одобрят. Но я буду знать. Он принадлежит другой женщине. Я ведьма, я не могу по-другому. И я сама себя перестану уважать за это. А это может привести к любым последствиям. Сила, которую я пытаюсь вернуть и восстановить, пропадет. Мне это не нужно. У меня на плечах и так столько всего лежит. Я не могу взвалить еще и это.

А еще был риск, что мне понравится. Понравится быть с ним. Понравится быть под его опекой и защитой. Понравится переложить все тяготы и всю ответственность на его широкие плечи. Понравится быть в его объятьях и просыпаться утром в его постели. Понравиться настолько, что я не смогу от этого отказаться. И что тогда будет?

Как это все ему объяснить я не знала, но видно он что-то прочел на моем лице. Потому что встал и припечатал.

— Я Маркграф. Я не привык уговаривать женщину быть со мной и принять мою помощь и защиту. Об этом обычно меня умоляют. Я сделал ради тебя исключение, но ведьмы этого ценить не умеют.

Он бросил на стол мешочек с монетами, что отцепил от пояса.

— Это плата за уничтожение разбойников. На этом все.

И он вышел за порог. И даже дверью не хлопал.

Я обхватила голову руками. Это к лучшему. Я все правильно сделала. Только вот почему мне так тяжело это принять?

Дальше дни потекли с ужасной скоростью. Я целыми днями пропадала в лесу. Стараясь собрать все, что он так щедро мне предлагал, тем более что только в лесу я чувствовала спокойствие и умиротворение. Как только я возвращалась — проблемы наваливались на меня, я в них тонула.

Деревенские жители шли и с зубами, и с нарывами, и с порчей, и с травмами, и… Список был огромен. Часто забегал Брендан. Он был мрачным. Рассказывал, что все в замке злятся, а пуще всех Маркграф. Тот лютует. Его красавица жена из своих покоев выходит редко и постоянно жалуется буквально на все, гоняет повара, слуг и даже охрану. Почему только не уезжает, если ей тут так не нравится непонятно. Ведь скоро уже начало зимы. Близится праздник окончания сбора урожая и после него она, как правило, всегда уезжала в город. Ведь после него снег может пойти в любой момент и дороги станут трудно проходимыми. Но никаких распоряжений по поводу отъезда от нее не поступало. Уж не собирается ли она и в самом деле здесь зимовать?

Я пожимала плечами. Мне был безразличен приезд или отъезд жены Маркграфа. Меня это не касалось. Больше не касалось. Поэтому я стала останавливать Брендана, когда он принимался мне рассказывать что-то про замок Ронсеваль и его обитателей.

Мы вместе с Бренданом и Тильпином выкопали всю мою драгоценную картошку. Братья были ужасно недовольны, но работали и не спорили. Они считали это очередной моей непонятной причудой и поверить не могли, что это можно есть. Но на лошади мы все же перевезли и сложили в погреб все мешки с картошкой. Зачем мне столько?

Я спросила, как