Рядом с Иваном Петровичем уселись двое жирноватых молодых людей, с ноут-буками и в золотых перстнях, которые тут же стали обсуждать какие-то закупки и продажи чего-то и свою выгоду от этих действий, не обращая внимания на посторонних.

Эта бесцеремонность тоже примета времени. Раньше деловые вопросы обсуждались только среди участников дела, а сейчас на улице, в транспорте или магазине люди по сотовому телефону во весь голос обсуждают дела и личные взаимоотношения, словно вокруг никого нет, а на сделанное замечание не обращают никакого внимания. Они – «личности», и их свобода действий превыше всего, а остальные вокруг – это просто ходячие манекены, так, по-видимому, они считают. Для своих соседей Иван Петрович явно был не свой: староват, одет просто и дешево, ни перстенька золотого, ни дорогого телефона – так, совок, переживший своё советское время.

Самолет, между тем, уже вырулил на старт, двигатели взревели во всю мощь и, разбежавшись, американский Боинг взмыл в небо над Москвой и над Россией, унося Ивана Петровича в его далекое – близкое прошлое.

XVIII

Прошлый раз он летел сюда три года назад, летом, по случаю смерти матери.

Тогда, в понедельник утром, Ивану Петровичу позвонила жена брата и сообщила о смерти матери – похороны в среду. Душа окаменела. Он сел на диван, пытаясь осмыслить сообщение, и вдруг расплакался, навзрыд, горючими слезами, как в детстве, когда каждая обида казалась непоправимой, и вот случилось действительно непоправимое событие и детские ощущения вернулись вновь.

Через некоторое время он пришёл в себя и машинально стал готовиться к отъезду в сибирский городок, где последние годы проживала мать, а в голове пульсом стучало: «Мама умерла, мама умерла…». Какое событие в жизни каждого нормального человека может быть печальнее, чем смерть матери? Только собственная смерть, но это последнее событие в жизни каждого из нас осмыслению и переживаниям уже не поддаётся. А уход матери из жизни, он уже случился, но кажется невероятным, какой-то нелепой ошибкой. Вроде бы возраст и болезнь матери предполагали такой исход, но всё равно сообщение о том, что мамы больше нет, не укладывалось у него в голове.

Поехал на работу, оформил документы, взял билет на самолёт, собрал вещи, поехал в аэропорт, но всё это делалось отстранённо, как будто и не им, а он всё пытался мысленно объять необъятное: известие о смерти матери, но ничего не получалось. Тогда стал вспоминать маму, как ещё живую, весь её жизненный путь, так и сложилась эта поминальная её биография.

Его мать родилась, также, в Сибири. Её родители: отец – Иван Петрович, потомственный дворянин, образование высшее, учитель истории, офицер, кавалер 3-х Георгиевских крестов за участие в 1-ой Мировой войне. Мать – Анна Антоновна, из купеческой семьи, тоже учительница, окончила учительскую семинарию. Они встретились в Омском училище прапорщиков в 1916г и вступили в брак в феврале 1917 года.

Родители матери прошли через годы 1-ой Мировой и Гражданской войн, переезжая с места на место, когда по своей воле, когда вынужденно, пока не вернулись обратно в свой сибирский городок в начале 30-х годов.

Отец матери был арестован, по доносу, в 1935 году и, как чуждый советской власти элемент, осуждён на 10 лет лагерей. В лагере, также по доносу, и приговору 3-х офицеров-евреев из НКВД, он был приговорён к расстрелу и расстрелян в сентябре 1937 года, но в семье об этом никто не знал, вплоть до реабилитации в 1990-х годах. Его жена об этом уже не узнала, как не знала и о его смерти, так как умерла в 1970-х годах в своем городке, где и была погребена на местном кладбище.

О детских годах матери Иван Петрович знал немного. Это были тяжёлые 20-е годы 20-го века, люди в стране, которая называлась Советский Союз, пережившей две войны, причём наиболее разрушительная и губительная Гражданская война была развязана свергнутыми Октябрьской революцией 1917 года классами помещиков и капиталистов. Однако, сейчас, в эпоху реставрации капитализма прислужники режима пытаются всячески обелить их действия. Если бы быдло не восстало, а довольствовалось своей скотской жизнью, тогда стрелять, вешать и жечь их бы не пришлось. А быдло победило, свергло власть помещиков и капиталистов и стало строить государство справедливости и равноправия для всех, а не только для избранных.

Но отец матери тоже был потомственный дворянин с фамильным гербом, формально принадлежал к аристократии, за что в конечном итоге и пострадал? Дело в том, что он был дворянином только на гербовой грамоте своего дворянского рода. Поместья у них не было, капиталов тоже и он добывал свой хлеб насущный учительством истории до призыва на фронт 1-ой Мировой войны в августе 1914 года.

Мать иногда вспоминала, что когда они жили в 20-е годы в Подмосковье, она с сестрой и братом ездила на лето в деревню к деду – дворянину Петру Фроловичу, под Могилёвом. Там они жили в обычном крестьянском доме, правда с дощатым полом, вместо глинобитного, как в других избах и под железной крышей, бегали босиком по деревне и ели всё, что можно было съесть. Анна Антоновна, как учительница, после таких каникул долго и трудно отучала детей от белорусского выговора, который они быстро перенимали от деревенских сверстников.

Как следует из родословной росписи их дворянского рода, этот род никогда не был богатым, а его представители были, в основном, офицерами и чиновниками (учителя тоже имели классный чин) в небольших званиях и чинах, таких знать презрительно называла лапотными или сермяжными дворянами.

Так что, родители матери происходили из привилегированных классов, свергнутых Октябрьской революцией 1917 года, но каких-либо стенаний или злобы против Советской власти за утрату положения и имущества, Ивану Петровичу не приходилось слышать ни от бабушки, ни от матери.

Но, к сожалению, кроме реквизиции имущества тогда имели место и преследования, часто необоснованные, вот и отец матери, как бывший белый офицер, был сослан в 1922 году из Иркутска, где он служил командиром батальона Красной армии, в Вологду вместе с семьёй и родителями жены – всего 7 человек.

Отец матери стал работать учителем истории в школе, дед получал пенсию – на это можно было прожить всемером, и достаточно сносно, не бедствуя. Сейчас, в период торжества демократии, учитель не может содержать даже одного себя, не говоря уже о семье. Как писал поэт Маяковский: «Кому бублик, кому дырка от бублика – это и есть демократическая республика».

Но вернёмся