войны. Такая вот демократия и забота о ветеранах и улучшение их жизни по сравнению с «проклятой» Советской властью.

Года за два до смерти, мать говорила: «Как же так, получу пенсию, заплачу за квартиру, куплю лекарства кое-какие и почти ничего не остаётся на жизнь, а много ли мне надо? Так у меня большая пенсия, а все вокруг получают ещё меньше. Как же они живут?» А вот так и живут в нищете. Конечно, Иван Петрович помогал ей немного, и она жила так, как считала нужным, а нужным она считала скромный образ жизни.

С выхода на пенсию мать занималась только домашним хозяйством. А домашнее хозяйство заключалось в следующем: содержать дом, топить печь зимой, привезти воды из колодца, приготовить еду, а летом поковыряться на приусадебном участке в 3 сотки земли, где она сажала помидоры, огурцы, морковь и другие овощи. Отдыхать в санаториях мать не умела и не любила и за всю жизнь была там два или три раза, но регулярно навещала младшего сына, который сначала жил там же, а потом в других городках и посёлках области, пока не обосновался в северном городке, основанном еще казаками Ермака.

К Ивану Петровичу мать приезжала в Подмосковье несколько раз. В свою очередь и он приезжал к матери в гости, особенно летом в отпуск с её внуками. Так мать и прожила с мужем до его смерти, когда осталась в одиночестве.

Близких родственников в городке уже не было, а одной жить было тяжело. В 75 лет надо было топить печь, носить воду и прочие домашние дела и она продала свой дом и переехала на жительство в городок, к брату Ивана Петровича, где купила однокомнатную квартиру. Квартира была на первом этаже, из удобств: отопление, туалет и холодная вода. Поэтому, через пару лет с помощью Ивана Петровича мать переселилась в 2-х комнатную квартиру на 3-ем этаже с горячей водой и ванной, где и прожила одна до своей кончины.

Дети и внуки, конечно, навещали её, но жить вместе она категорически отказывалась, даже когда уже не могла себя самостоятельно обслуживать. Два-три раза летом, Иван Петрович с братом, отвозили её на родину на 2-3 дня, и мать говорила, что в родном городке ей даже дышится лучше, но возраст и одиночество делали своё дело.

Четыре года назад у неё случился небольшой инсульт, по-видимому, вечером, а помощь пришла только утром и она пролежала всю ночь на полу в корридоре. С помощью врачей и сиделок она всё же поправилась, утратив присущую ей ясность мысли, стала путаться и забываться и из дома уже не выходила. Через год она слегла уже сама и говорила, что больше не встанет, но лежать будет долго.

Иван Петрович навестил её в последний раз в мае, того самого, года смерти. Мать его уже не узнала. Её голубые обесцветившиеся глаза уже ничего не выражали, и она была погружена внутрь и отрешена от окружающего её мира. Перед отъездом, когда он зашёл попрощаться и спросил, узнаёт ли она его, её глаза, из туманных, вдруг стали ясными, и она тихо сказала: «На отца похожь. А я уезжаю. Домой». Это были последние слова матери, которые он слышал. Через два месяца её не стало, а он летел на ее похороны и вот какой, она виделась ему, еще живая, глазами сына.

Характер у неё всегда был спокойный, ровный, Иван Петрович не помнил её как в истерике или ярости, так и в трансе, хотя он с братом и жизненные обстоятельства давали повод и для того и для другого. Она спокойно и последовательно решала жизненные проблемы, а если их невозможно было решить, то воспринимала всё как должное.

Всегда, чем могла, она помогала своим детям, родным и знакомым, никогда ничего не требуя взамен. Если он совершал какой-либо проступок, мать просто объясняла, почему так не надо делать больше или даже просила не поступать так впредь. К сожалению, его общение с матерью в детстве ограничивалось только короткими встречами, так как он жил у бабушки, а мать в другой семье, по обстоятельствам указанным выше, а потом в 18 лет он уехал учиться в Москву, да там и остался.

У него не было никакой обиды на мать за своё детство, но она всю жизнь чувствовала себя виноватой и года за три до смерти, когда Иван Петрович проводил у неё очередной отпуск, как то вечером мать расплакалась и стала просить прощения за его трудное детство. Иван Петрович, как мог, успокоил: её вины никакой нет, а виноваты время и обстоятельства. Поняв, что у него нет обиды, мать повеселела и прожила остаток жизни без этого груза своей вины, которую она себе выдумала.

А вот настоящие обиды, которые они с братом причиняли матери, она не помнила, не таила и никогда не вспоминала и не укоряла их. И таких обид, вольно или нечаянно, он и брат причиняли матери немало, впрочем, как и все дети, а мать, несмотря ни на что, как могла, помогала сыновьям и материально и в воспитании уже их детей, а её внуков, без какого-либо расчёта – просто как мать.

Начиная с 70-х годов, когда жизнь в стране наладилась, и бедность уже не угнетала людей, Иван Петрович и брат часто приезжали с детьми к матери в отпуск. Простой деревенский быт нравился им и детям: без городской суеты и беготни. Мать к внукам умела найти подход. Обычный день матери в их приезд проходил в домашних хлопотах, чтобы всех накормить, с послеобеденным отдыхом и просмотром вечером какого-либо фильма по телевизору или соседскими посиделками на лавочке перед домом, обсуждая всякие новости и наблюдая за оравой ребятишек, которые носились по улице, поднимая пыль.

Иногда Иван Петрович с друзьями-собутыльниками злоупотреблял алкоголем в отпуске, но мать только укоризненно качала головой и просила взяться за ум, что, хотя и поздно, ему всё же удалось сделать. Кажется, только последние 10 лет её жизни они с братом уже не доставляли матери неприятностей. Но были радости и в её жизни, основными из которых – это внуки и правнуки. Хоть и говорят, что во внуках мы любим то, что хотели бы видеть в своих детях, но к матери это не относилось. Она одинаково ровно любила своих детей, и своих внуков и своих правнуков – недаром всю свою жизнь она проработала с детьми и, как оказалось, по призванию.

Дворянка по рождению, она прожила жизнь