Сердце билось о ребра. Нащупал телефон в ногах, включил его и увидел фотографию отца – ту самую, что сделал на обеде, и чем дольше я на нее смотрел, тем больше начинал видеть. Это был уже не незнакомец. Это был мой отец. В глубоких морщинах на щеках я видел годы переживаний, в узком лице – самоотречение. А глаза? Глаза говорили больше всего: то, что поначалу казалось холодом и расчетливостью, теперь виделось как внимательность и терпение. Он выглядел как человек, имеющий привычку ждать и не суетиться по пустякам. Глаза смотрели прямо в камеру – на меня.

Отец появился в моей жизни. Я даже не знал, следовало ли мне злиться на него или броситься ему на шею и разрыдаться. Ни того ни другого я не умел делать, но мое сердце от этого не успокаивалось. Возможно, виной всему был этот треклятый лесовоз и хрустнувший об отвал бок манниненской машины. То мгновение, когда я сделал этот снимок, переменило все, сместило баланс вещей, зажгло давно позабытую надежду. Ну и, конечно, оно показало мне то, чего я не хотел бы знать: цену утраты и невозможность возвращения назад.

И мне было достаточно посмотреть на свое отражение в боковом окне, чтобы понять, кто на меня смотрит.

Тот же человек, только моложе.

Попасть на рудник было невозможно, не проехав деревню насквозь. Напрасно я волновался: мы были надежно укрыты темнотой ночи и сгустившимся снегопадом, так что признаки жизни вокруг казались почти нереальными. Маннинен сказал, что надо заправиться.

– Почему мы не сделали это в Куусамо? – спросил я.

– Кто тут водитель?

Заехали на уже знакомую заправку. В окнах не горел свет. Маннинен вышел из машины. Пистолет колонки вошел в машину с металлическим звуком. Маарит все смотрела в ту же точку, что и основную часть нашего пути.

– Ну вот мы и здесь, – произнес я.

– Разве не такова наша цель?

– Смотря у кого спросишь.

– Не переживай. Получишь, что тебе нужно.

– А ты что?

– А что я?

– Ты получишь то, что тебе нужно?

Прежде чем ответить, Маарит задумалась на секунду.

– Мой отец умер из-за этого. Я уверена. Его не вернуть, но… Это нужно сделать, нужно вообще сделать все, что только возможно.

– Это все? – спросил я.

Она не успела ответить. Во время нашего разговора свет фар, о котором я, было, подумал, что он пройдет мимо нас по трассе, свернул к заправке. Машина появилась из ниоткуда – из тьмы и снега, ее фары долго светили в нашу сторону, так что узнать марку стало возможно, только когда она заехала с противоположной стороны колонок. Желтый свет навеса осветил салон.

Хватило одного взгляда.

В долю секунды я съехал под сиденье. Водитель джипа не смотрел в нашу сторону. Дверь стукнула. Шагов крупного мужчины слышно не было. Откуда я мог знать, что их можно услышать, ведь я не слышал их никогда.

Наконец Маннинен вытащил пистолет из бака и вернул его обратно. Мы поехали. Почувствовав, что машина проехала по кругу и набрала скорость, я поднял голову. Посмотрел назад: машины видно не было, только желтый свет заправочной станции и снег, снег, снег. И где-то там был начальник службы безопасности Косола.

– Вы узнали того мужика на заправке? – поинтересовался я у Маннинена. Подумал, интересно, заметила ли Маарит, как я нырнул.

– Вы о ком?

– Кроме нас, на станции была еще одна машина. Из нее, так думаю, вышел только один человек, чтобы заправить ту единственную машину.

– Не обратил внимания.

– То есть он не был знаком?

– Нет, – ответил Маннинен. – А кто он?

Я посмотрел на Маарит.

– Забудем.

Поднялся ветер. Безумная пляска снега в свете наших фар начала замедляться, как будто ему становилось все труднее нести тяжелеющую мантию на своих плечах. Полчаса мы ехали почти на ощупь. Дорога обходила территорию шахты, пока не показалась отворотка, от нее еще одна и еще – все они вели куда-то. Мы подъехали настолько близко к восточному краю рудника, насколько это было возможно. В таком мраке мы должны были включить и налобные и карманные фонарики, поэтому было лучше оставаться под прикрытием леса, насколько это возможно.

Скоро стало ясно, что машину лучше оставить на краю большой дороги, иначе вернуться назад будет невозможно. Мы начали переодеваться. Я подготовился получше, чем в прошлый раз, запасся теплой одеждой и провизией на всякий случай. Ярко-красный рюкзак Маннинена выглядел тяжелым, в руках он нес коловорот. Мне выдали складную снеговую лопату.

– Нам идти минут сорок пять, – сказала Маарит, делая первый шаг в снег, – если не тормозить.

Глаза и рот залепило снегом. Сгорбившись, мы шли друг за другом. Я – замыкающим. В этой пустыне лучшим средством от ветра и холода было именно движение. Если остановишься – пиши пропало.

Было такое ощущение, что Маарит знала, куда мы идем. Она то и дело поднимала руку к глазам. «Навигатор», – подумал я. Она шла резво, так что нам приходилось предпринимать недюжинные усилия, чтобы поспевать за ней.

Снег таял на лице, ветер жег кожу. Дыхание сбилось, спина взмокла, заболели ноги и в глубоком снегу каждый шаг начал даваться все труднее. Шли молча: кроме ветра, ничего не было слышно. Мир сжался в черную точку.

Вышли на границу вырубки. Тут ветер накинулся еще с большей яростью. Отсюда было еще минут пять до места незаконного сброса «хвостов». Стало холодно. Мы двинулись вдоль русла реки – ее не было видно, но я знал, что вода бежала где-то под снегом. Было темно, перед глазами с треском рвалось и снова вырастало плотное снежное покрывало.

Наконец мы вышли к месту, которое можно было найти и без фонарика, – это было именно то, что мы искали.

Казалось, такой снег должен был сделать все, чтобы скрыть все следы, но не тут-то было: перед нами была глубокая длинная траншея, соединявшаяся с руслом реки. В прошлый раз я наблюдал за этим местом с расстояния в километр и прямо с противоположной стороны.

Спустились вниз на закрытый снегом лед. Маннинен уронил коловорот в снег, скинул рюкзак, достал из него фонарь на треножнике и пластиковый бокс, затем установил прожектор и включил его: котлован осветился неожиданно ярким светом. В боксе оказалось несколько склянок с красными завинчивающимися крышками.

Не говоря ни слова, он продолжал приготовления. Я раскопал снег и коловоротом высверлил дыру во льду. Запах от воды был явно не чистейшего свойства. Дальше была очередь за биологом, а мне поручили держать фонарь. С помощью маленькой резиновой груши он начал наполнять принесенные склянки. Маарит следила за временем. Маннинен наполнил склянки, переставил их в бокс и достал из рюкзака еще одно устройство, похожее на старый фотоаппарат, но более громоздкий, и сказал, что должен замерить скорость течения воды.

Вдруг как будто послышался высокий звук мотора. Он нарастал вместе с ветром и опять становился тише. Смотревшая за происходящем в лунке Маарит тоже услышала, и только Маннинен, казалось, не слышал ничего. В свете фонарика его пальцы были белыми как снег. И вдруг – опять! Теперь слышали уже все.