— Может, стоило остаться в участке и попросить ужин и ночлег… у них же должна быть какая-то комната для отдыха персонала? — спрашиваю я с сомнением, переминаясь с ноги на ногу. Солнце уже давно укатилось за горизонт, от проселочной дороги пышет дневным жаром и автомобильной пылью, но все-таки становится прохладно, а нам даже переодеться не во что. Мы как вышли из аэропорта в футболках и шортах, так в них и пробегали весь день, покрылись потом и пылью. Джинсы и свитшоты остались в багаже. При нас — только фотоаппараты, да и те скоро разрядятся. Еще пара-тройка часов без аккумуляторов — и даже отснятый материал будет не посмотреть. Дороженная техника, а по сути, просто тяжесть на наших и без того уставших шеях.

Интересно, в агентстве хоть немного о нас переживают? Мы же тупо пропали с радаров. О задержке рейса не сообщили, а о том, что нас обворовали, уже и не сообщить было… Одна надежда, что к утру офицер — ну или кто он там? — Джапур найдет нашего воришку, и нам вернут хотя бы деньги и документы… Да хотя бы документы! Без них в чужой стране совсем жопа. Тем более, что этот проеб может сказаться на нашей работе. Хотя если честно, мне очень интересно, что станут делать Котик и Торецкая, отвечающие за нас в командировке, если документы и деньги не найдутся. Как будут вытаскивать нас из-за границы?

Артем не разделяет мою идею остаться в полиции:

— Ты знаешь, что тут бывают ночные налеты на участки?

— Ммм… нет, — признаюсь я. — Вооруженные, ты имеешь в виду?

— Да, — мужчина кивает. — Про орудующие банды — это не шутка.

— Класс, — я закатываю глаза и складываю руки на груди: — И что нам теперь делать? Я устала, хочу есть и спать.

— Попросимся к кому-нибудь из местных, — решает Артем. — Сейчас просто пройдемся тем путем, которым водил нас Джон, вспомним, кто хоть немного отвечал по-английски и был приветлив, и заночуем у них.

— Как у тебя все просто! — ворчу я. — Надо было к самому Джону и проситься.

— Не додумались, да, — мужчина соглашается со мной. — Но теперь поздно. Не переживай, разберемся.

А я и не переживаю, у меня тупо нет на это сил, так что я покорно плетусь за мужчиной по пыльной проселочной дороге вглубь мумбайской деревни, пока сумерки все сгущаются и сгущаются, а над головами начинают кружить огромные серые мотыли. Один садится мне на плечо, и я принимаюсь прыгать по пыли, стряхивая с себя неведомое мохнатое чудище:

— Какая гадость, блять, какая гадость!

Артем смеется:

— Они же не кусаются!

— Откуда ты знаешь? — с сомнением спрашиваю я.

— По-моему, они даже милые.

— Фу, — я морщусь, а Артем, поймав одного в полете, засовывает себе в рот и смачно хрустит. Я отпихиваю мужчину от себя подальше: — Ты ебнутый! Больше никогда не дам себя целовать!

— А трахать дашь? — он наскакивает сзади и щиплет меня за задницу.

Так, дурачась и препираясь, мы доходим до одного из деревенских домов, где по нашим воспоминаниям, с нами общались дружелюбно и даже на английском, хоть и ломаном.

— Постучимся? — спрашиваю я с надеждой, потому что желудок уже шевелится от голода, а жрать мотылей я совершенно точно не готова.

— Да, — кивает Артем и решительно стучит кулаком в деревянную дверь. Нам открывает молодая девушка — я сразу вспоминаю, как днем фотографировала ее, — и по ее приветливой улыбке сразу становится ясно, что ночевать на улице и умирать от голода нам не придется.

Через пятнадцать минут перед нами ставят две глиняные миски с рисовой похлебкой, нагретой на открытом огне, блюдца с сырными лепешками и кружки с заваренным из пакетика дешевым чаем. Этот скромный ужин кажется мне пищей богов после всех сегодняшних событий, так что я горячо благодарю хозяйку и набрасываюсь на еду с огромным аппетитом.

Девушку зовут Анушка, ей шестнадцать лет, она живет со своей больной мамой (она сейчас спит) и младшим братом (его нет дома, ушел по делам в центр города, хотя я, если честно, не понимаю, какие «дела» могут быть у ребенка в Мумбаи, но решаю не допытываться).

Зато за ужином я выясняю, что Анушка самостоятельно учит английский, потому что мечтает переехать из индийских трущоб в богатые кварталы и стать настоящей моделью, зарабатывать деньги и помочь больной маме и брату. Я смотрю на девушку с грустью: она действительно очень красива, у нее есть все данные, но сможет ли она добиться успеха? Я переглядываюсь с Артемом и без слов понимаю: он думает о том же самом.

— Жаль, что мы никак не можем ей помочь, — говорит он, когда спустя еще полчаса нас кладут за ширмой на тонкий, но чистый матрас. Лежать приходится боком, в позе «ложечки», как шутит Артем, иначе не влезть. Мужчина дышит мне в затылок, и я радуюсь, что мы влипли во все это, уже не будучи заклятыми врагами. Он обнимает меня, трется пахом о мою задницу, но это просто шуточки: трахаться мы сейчас физически не способны, слишком устали, да и каким образом?! В чужом доме, где находятся хозяева и нет стен. Член у него наполовину возбуждается, но мы не делаем с этим ровным счетом ничего, пообещав друг другу, что восполним пробел на чистых простынях гостиницы… если это счастье с нами, конечно, случится. А вот немного поговорить в ночной тишине и вправду хочется.

— Может, сделаем ей отдельную фотосессию? — спрашиваю я тихо. — И опыт, и портфолио, и… вдруг Торецкой и Котик понравится?

— И что, они пригласят ее в Москву? — хмыкает Артем.

— Не знаю, — я пожимаю плечами. — Это же типа международный проект. Понятно, что поиск моделей — не цель, но… Не знаю. Было бы здорово. Ну, или мы свяжем ее с индийскими модельными агентствами. У «Luce della bellezza» огромные связи по всему миру.

— А вот эта мысль мне нравится, — соглашается Артем. — Давай попробуем.

— Давай. Предложим ей завтра утром. А как только вернем себе документы и сможем зарядить фотоаппараты — вернемся за ней.

Так, довольные своим решением, крепко прижавшись друг к другу, мы и засыпаем.

40 глава. Возвращение пропажи

Я не знаю, сколько проходит часов, но просыпаюсь и резко распахиваю глаза в предрассветный полумрак, потому что совсем рядом что-то громко шлепается на пол, а следом раздается раздраженное бормотание на хинди и тихие шаги. Голос мальчишеский, подростковый.