живущим там, плодясь и размножаясь, придумывать живущим на планете названия — именования всему. Не помогло. Всё, что Адам из этого принёс, так, высмотрев, что у людей есть женщины, высказал пожелание, чтобы и самого Адама, там, в Раю, обрадовали чем-то вот таким, подобным. Зачем там, у людей, присутствуют женщины, Адам при всех таких запросах, разумеется, тоже перед этим высмотреть тоже исхитрился, так что, когда начал хотеть и себе такое, понятно, что каких-то тайн тут уже точно не было. Что же до всего остального. Нет, разумеется, Создатель всё прекрасно знал и понимал, когда позволил там, в Раю, такому древу разделения добра и зла вдруг появиться, но в спину кто-либо Адама не толкал, и за руку к такому не тянул, сам выбрал, так какою жизнью людям жить — совместного подобия такого единения добра и зла, когда подобное всё вроде вместе, или же когда не вместе. Так здорово, когда жизнь вот так вроде вовсе без конфликтов протекает, одна беда, развития почти что никакого, всё, в сущности, стоит, и человек, пусть сотни тысяч лет прошло, почти что полное подобие того же, в образе чего создался. А вот, съешь с дерева того, и получай, единое так сразу делится на две изначально непохожих составляющих, как будто бы, по сути, и совсем несовместимые, противоположные во всём, в чём только можно половины, и единенья некого ну так словно и вовсе не найти. Сплошной раздор во всём. Зато, раз появились те, на каждом шагу склонные злом и соблазном совращать, и вот в таком и так привлекающие взгляд, оформляющие столь несовместимую противоположность, а также те, склонные добром помочь, и, поддержав, открыто показать, как надо, и дело с тем развитием и ростом интеллектуальным и духовным пошло, уж это точно, побыстрей. Одна беда, и в отношении Адама решение Высшее прозвучало сразу после этого без промедления — раз выбрал сам дорогу вот такую, то и иди сам жить к тем, для кого всё это и избрал, к тем людям, что там, на планете без такого вот представителя людей, так и не достигшего должного уровня в духовном собственном развитии пока живут. Ведь именно такому и особенному, там, в Раю сотворённому полагалось стать тем, через чьи глаза и уши, тело Создателю и ведать, что же там, среди тех так живущих на планете происходит. А вот такой, не пожелавший развиваться в собственном духовном совершенстве, к тому же ещё и тело, вследствие трудно объяснимого неразумия и соблазнов, в Раю какими-то там листьями зачем-то прикрывать задумал? Ну, что ж, вот и иди к людям тем и живи! Вот так Адама с Евой там тогда из Рая и изгнали. При этом смерть средь тех людей, что на планете там и до того изгнания существовали, наверняка имела место быть, об этом говорит то самое, с Творения известное, «Плодитесь же и размножайтесь!». Куда уж тут плодиться как-либо и размножаться, ежели нет смерти, и вполне естественного перед этой смертью обветшания-старения!

Но это всё только начало этой неудачной песни. И радует подобное повествованье здесь, пожалуй, только лишь одним — сразу заметно, что Создатель искренне хотел для человека сплошь исключительно и только лучшего, и пусть тот, через кого предполагалось так общаться, получился, это точно, не шедевром, особенно на голову, избранника такого и впрямую подвели к решению, которое для тех, кто прозябал в застое в это время на планете, пошло, сомнений нет, только на пользу. Конечно, люди до сих пор не в состоянии понять элементарного — что нет врагов извне, и главный враг саму себе прежде всего именно сам живущий! Всякое зло, которое и совершаешь, понукаемый к этому какими угодно посулами-позывами или соблазнами, прежде всего и возвращается к тому, кто это самое какое-либо зло и совершил — сам совершал — самому с оформившимся результатом и придётся знаться! Очередному деятелю только когда соблазн подсовывают, уже, может, вот так вот сразу и научат, как нельзя, как можно, а уж решение принять искуситься-соблазниться, в сторону отбросив поучения, это уж только сплошь и именно принятие личного движения духовного в том ли, ином направлении, и от того накликанная собственным старанием беда, и кто ещё, кроме того, кто так купился на искус-соблазн, за это должен понести ответ? Пенять на того, кто подтолкнул и соблазнял, воистину нелепо — ну, а кому ещё наказывать, как не тому, сумевшему кого-то соблазнить, и этим доказавшему открыто и демонстративно, что тот, кто выглядел возможно даже и приемлемо, в реальности по факту оказался полностью и ни на что негодным? Такой соблазн, ведь это и, к тому же, в дополнение к изрядно испытанием обременяющему искусу, ещё и некая возможность отряхнуть любые пёрышки от всякого марающего, и это даст с искренней надеждой двинуться повыше в понимании чего-то ранее неясного и непонятного, всё в направлении к сокрытому как будто бы от взора с интересом наблюдающего за всем происходящим, что бы то там, и по взгляду, ни случалось всякого различного.

А между тем с теми, кому полагалось становиться для Создателя глазами и ушами, телом и всем перечнем чувств, и дальше дело складывалось просто удивительно сверх неприятно скверно и не очень толково. То, что Создатель искренне желал найти достойных и пригодных претендентов, об этом говорят те наблюдения, которыми обогатились, и давно, солнцепоклонники. Если здесь кто-то и не понимает, о чём речь, сейчас всё объясню. Религия-то древняя, по сути, и, пожалуй, самая древняя из всех известных. Перед огнём, возможно, ночью и плясали, но сколько бы огонь не разжигали, ещё со времён каменного топора преклонялись днём и перед встающим Солнцем. И, так как продолжалось это много-много тысяч лет, то этими жрецами было всё-таки когда-то там подмечено, что, раз в поколение, среди живущих волей Высших сил рождаются, или, скорее, средь рождающихся появляются обычно двое — и средь таких особенных один от Дня, другой от Ночи. И это претенденты в главную храмовую жреческую стать. Столь странных претендентов наделили от рожденья целым перечнем из титулов, один из этих титулов, между прочим, в переводе прозвучит примерно как «бессмертный», и вот, таким необычайным удивительным подаркам Высших сил расти, мужать, умнеть, будучи друг другу в равенстве, пока не наступает время совершенства, как именно телесного такого совершенства, так и духовного, (такое, кстати, наступает в тридцать лет), после чего, если с тем, что от Дня, ничего скверного, а всё же не случилось, то