церковь, где к ним присоединились Роза и ее дочери. К сожалению, Александра с ними не было... Он приехал из Парижа несколькими часами раньше. Молодой человек плохо воспринял отъезд его «почти сестры-двойняшки», которую он судил с суровостью и бескомпромиссностью юности. Еще хуже он воспринял ее возвращение, и, что самое странное, королевский ореол, окружавший Элизабет, лишь вывел его из себя.

— Герцогиня Нормандская? Как удобно! И почему вы так уверены в том, что он не самозванец? — воскликнул он, когда мать попыталась вразумить его.

— Я верю слову Гийома Тремэна, в котором у нас ни разу не было оснований сомневаться, сын мой! И слову бальи де Сен-Совера. В этой истории замешано слишком много людей, которым можно доверять, так что не стоит сомневаться! Пусть даже для вас это испытание! Пусть даже это причиняет вам страдания, в чем я уверена! Неужели вы и в самом деле можете осуждать Элизабет, которую знаете лучше всех нас?

Роза говорила сурово, и Александр почувствовал, что гнев его ослабевает, так как он ощущал те внутренние страдания, которые его мать пыталась скрыть. Но он не намеревался сложить оружие.

— Осуждать ее? Нет! Но я больше не хочу ее видеть. Она ждет ребенка короля, который, возможно, никогда не наденет корону, а я плохо себе представляю, как преклоню колено и согну спирт перед той, которую до того злосчастного весеннего утра я надеялся однажды сделать своей женой. Нет, мама! Не требуйте от меня встречи с госпожой герцогиней Нормандской! Я не сумею сдержаться, и мне кажется, да простит меня Господь, что я смогу даже... да, смогу оскорбить ее! И, может быть, даже ее ударить!

— Что вы говорите, сын мой? Вы позволите себе такие крайности? Вы, чей отец погиб за наши убеждения под пулями революционеров?

— Я разделяю его убеждения, мама, и умру за них. И вам это отлично известно! Если бы Элизабет грозила опасность, если бы она нуждалась в защитнике, я бы стал им. Но пока речь идет о том, чтобы наблюдать, как она мечтает о другом мужчине и заботится о своем животе, на меня не рассчитывайте! Сегодня вечером я займусь вашими гостями вместо вас.

Александр торопливо вышел, и Роза не стала его удерживать. Несмотря ни на что, она была горда тем, что он отреагировал на эту новость как решительный мужчина, пусть даже этот мужчина страдал. А потом баронессе было приятно увидеть разочарование на лице Элизабет, когда ей пришлось рассказать молодой женщине об отношении к сложившейся ситуации того, кого она любила сильнее всего после Луи Шарля.

На эту рождественскую мессу пришли и Гийом с сыновьями, принеся с собой запах кожи и лошадиного пота. Они сразу заполнили узкое помещение храма, и местные жители не могли не отметить, что мужчины дома «Тринадцать ветров» мужают с каждым годом. Сначала был один Гийом Тремэн, потом появились Тремэны. Адам, не такой суровый, как его отец и брат, довольствовался в этой рыжеволосой троице местом, может быть, не слишком святого, но очень добродушного духа. Он тоже взрослел, менялся, его серебряный голос начал ломаться. Годом раньше он звучал восхитительно в рождественских гимнах. На этот раз он допустил несколько фальшивых нот, пытаясь взмыть вверх в светлых и торжествующих нотах гимна «Придите к младенцу»[53]. Это очень удивило и обрадовало маленькую Амелию: ее товарищ по сельским забавам скоро превратится во вполне пристойного рыцаря.

После окончания ночной службы компания рассталась. Госпожу де Варанвиль ждал рождественский стол, приготовленный для гостей. И это весьма огорчило Викторию, ее старшую дочь, которая после приезда в Котантен Артура испытывала в отношении его безграничное восхищение. Белокурая девочка надеялась провести этот вечер рядом с Артуром и, возможно, привлечь его внимание чистыми и прекрасными нотами арфы и своего голоса, как делали в древности сирены. Виктория надеялась, но в душе понимала, что обманывает себя. Сыну Гийома, в броне его высокомерия и собственных мыслей, не нужна была девочка тринадцати лет. Он не сводил глаз лишь со своей сестры Элизабет, которую Виктория никогда особенно не любила. Никто так и не знал толком, где она провела последние полгода. Говорили, что в монастыре, но разве такое возможно с ее-то характером! А теперь ее окружали заботой и необъяснимым уважением. Правда, Элизабет сильно изменилась, теперь в ней сочетались породистая красота и королевская манера держаться. Виктория еще этого не понимала, но удивительное очарование дочери Тремэна было тем самым, которое при разделенной любви появляется даже у дурнушек Элизабет же никогда не была дурнушкой.

Поэтому пришлось расставаться. Под звук колоколов, разносящийся над мирными полями и домами, Тремэны сели на своих коней и галопом ускакали в сверкающую ночь. Карета дам де Варанвиль направилась обратно в их замок. В мягкой темноте элегантной материнской берлины Виктория смогла скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Одному Богу известно, когда она вновь увидит мальчика, которого любила! Отношения с домом «Тринадцать ветров» уже не были прежними. Какая-то черная кошка пробежала между матерью и господином Тремэном, а ведь всего год все было так хорошо! Виктория прекрасно помнила большой рождественский обед в доме «Тринадцать ветров», на котором ее мать и Гийом предстали перед собравшимися в ином свете. Это были новые люди, открывавшие друг друга. Какой замечательный был праздник! Мама была очень красивой, а господин Тремэн, явно очарованный ею, был галантным и предупредительным. Пожалуй, даже восхищенным. Потом вся эта радость жизни мгновенно сменилась гримасами, слезами и тревогами. Приехала эта мисс Тримейн, английская племянница. И после этого все пошло совсем по-другому. Как будто в своем багаже она привезла несчастье и уныние. Александр серьезно заболел... Поэтому Викторию и ее сестру отправили в «Тринадцать ветров». Их увез господин Тремэн, чтобы они не заразились. Это было самое восхитительное время для Виктории, хотя она и очень боялась за жизнь брата. Но она дышала одним воздухом с Артуром, видела его каждый день. Они сидели за одним столом, Виктория слушала уроки его наставника. Иногда он даже отказывался от верховых прогулок, усаживался в темном уголке гостиной и слушал, как она играет. Разумеется, он делал это тайком, но Виктория знала о его присутствии, и ее сердце пело от радости.

Однажды вечером, как раз перед ее возвращением в Варанвиль, к ужину спустилась Лорна Тримейн, объясняя свое отсутствие за общим столом и свой отказ знакомиться с ними страхом заразиться. Но с какой непринужденностью она это сделала! Мисс Тримейн сияла красотой, и