— Ну знаешь. Место ты выбрал то ещё. Дерево, блять, распятых игрушек. Я сначала подумала, что ты маньяк. Приду сюда, а ты меня задушишь, а потом разделаешь на части, которые выбросишь прямо в залив. И буду я по кусочкам путешествовать по миру, — немного мечтательно произносит она, — а потом страх заместился любопытством: что ты за человек такой, что первое свидание назначаешь в старом, полузабытом дворе, у дерева с прибитыми на нём плюшевыми игрушками?

— Я не свидание назначал, — интересно, насколько я краснею, когда говорю эти слова.

— Ты приглашаешь девушку на танец, целуешь её, назначаешь встречу, а потом говоришь, будто это не свидание? Ты реально стрёмный… в хорошем смысле.

Хороший смысл слова стрёмный. Это что-то новенькое.

— Так что расскажешь? — говорит она, подойдя поближе, — кстати, может пойдем куда-нибудь. Я дико замёрзла тут стоять. Точнее, вот там, — она указала на арку одного из домов, — наблюдала оттуда, пытаясь понять, насколько ты всё-таки опасен. Ты меня не заметил?

— Нет. Честно сказать, зрение у меня не лучшее. А так да, можем пойти куда-нибудь.

— Давай ко мне тогда. А пока идём, расскажешь суть твоей идеи.

Наверное, мне стоило заранее подготовиться к этому, проработать убедительную речь, вернее, проповедь. Но, как всегда, я всё спустил на тормозах, понимая, что всё равно из-за прокрастинации ничего не успею. Приходиться придумывать на ходу. Как ни странно, получается весьма неплохо. Сказка моя состоит в следующем: наш мир несовершенен, он является своеобразным чистилищем для душ. Чтобы из этого “техно-инферно”, мира, который по сути своей абоминация плоти, души и металла, нужно добиться апофеоза объединения души и тела, то есть, дойти до состояния “сонастроенности” с высшей сферой.

— Веками люди пытались добиться этого через религию. Молитвами, постами и прочей лабудой. Но такая духовная практика была неискренней. Человек никогда не отдавался своей вере до конца. Многие просто превращали её в средство контроля или заработка. Они все упускали самое важное. Источником духа является музыка, так как ничто так сильно не задевает наши чувства, не манипулирует ими, как музыка. Она является потенциальным безграничным ключом к океану духа. Однако недостаточно просто слушать музыку. Нужно пропустить её через свое тело, наполнить ею каждую свою клетку. За этим и нужен танец.

— Почему же все танцоры не “возносятся”?

— Они превращают это в работу. Суть вознесения не в том, чтобы использовать заранее заданные движения, повторять их из раза в раз, а в том, чтобы плыть по реке мелодии, чтобы твое тело подчинялось нотам, что как пули прошивают твоё сознание. Есть и третий аспект этого нелегкого пути: атмосфера. Окружение должно идеально подходить к музыке и танцам, дабы мы могли вознестись.

Я даже удивлен, что Этель просто слушает этот бред. Кажется, она даже заинтересована в нём. Хотя мне просто кажется. Быть не может, что такая чушь действительно кого-то заинтересует. С другой стороны, приятно, когда тебя слушают, когда вникают в твои слова.

Меж тем мы пришли на северную окраину города, где располагаются очень старые дома. Они были старыми еще в моем детстве. Словно игла пронзает мое сердце, когда я понимаю, что мы заходим в дом, где когда-то давно жила ныне покойная Лилиан Раэ. Один дом, другой подъезд. Как странно. Говорят, что мир тесен, но, чтобы настолько…

— Ты знаешь Лилиан Раэ? — спрашиваю я у Этель.

— Никогда не слышала. Это кто, певица такая?

— Нет. Не важно.

Мы заходим в темную и холодную квартиру. Этель щелкает переключатель, после чего зажигается висящая на потолке лампочка, непрерывно жужжащая. Своим тусклым желтым светом она заливает помещение. На деревянном полу валяется старомодный вычурный ковёр. Небольшое помещение представляет собой одну комнатку с печкой (их часто можно встретить в старых домах, появившихся до создания центрального отопления), кроватью и парой шкафов. У окна стоит стол с одним стулом. На столешнице видна банка, приспособленная под пепельницу, заполненную окурками. Само помещение словно впитало в себя запах сигарет, перемешанный с запахом духов.

— Добро пожаловать, — говорит Этель, небрежно бросая пальто на кровать.

Облик её меня удивляет. Этель одета в серую футболку, поверх которой надета черная жилетка. Одна из пуговиц жилетки сломана, но еще держится на нитках. Сама жилетка при этом заправлена в бледно-желтую юбку, которая в свою очередь располагается поверх черных брюк. Сама юбка натянута неравномерно, как бы идя по диагонали вниз справа налево. Закрепляется все это большим кожаным ремнём на талии. Правое предплечье Этель перевязано бинтом, что тоже привлекает моё внимание. Что скрывается под ними?

В это время Этель снимает свой шарф-петлю, обнажая кожаный ремешок, который обхватывает её шею. Немного заторможенно Этель подходит к одному из шкафов.

— Тебе чай или кофе? Знаешь, я уже не могу без кофе. Могу десять чашек в день выпить. Однажды моё сердечко скажет мне “прощай” из-за этого. Ну и славно. Так что пить будешь?

— Я бы тоже от кофе не отказался на самом деле.

— Оно тоже помогает с сонастройкой? — не могу понять, сарказм это или нет.

— Да, ибо приводит сердце к более быстрому ритму.

— Надо же, а мне казалось, приводит к аритмии. Пророк, а ведь я даже не знаю, как тебя зовут.

— Фред. Меня зовут Фред, но это не имеет значения.

Этель ставит стол рядом с кроватью, на него же она ставит две кружки, после чего уходит на кухню, где ставит чайник. После она возвращается и садится на кровать, я сажусь рядом с ней. Не могу перестать пялиться на бинты на руке.

— А как ты сам дошел до своих идей? Прочитал где или просто придумал?

— Долгие часы и дни раздумий о жизни. Это был не легкий путь, — опять начинаю врать. Мне все более и более неловко это делать, да куда теперь деваться? — но я дошел до этого, хоть и не сразу. Теперь же мне нужно найти идеальное сочетание музыки и места. Я уже перепробовал множество вариантов. Теперь я прихожу к выводу, что это невозможно сделать в одиночку…

— А так вот оно что. Теперь в игру вступаю я?

— Зависит от тебя. Если ты поверишь мне, встанешь со мной на этот путь, то мы вознесемся вместе.

Она смотрит на меня, прямо в душу заглядывает своими глубокими глазами, полными тоски, красными от слез. Она слегка приоткрывает рот, словно собирается что-то сказать. Тут раздается свист чайника. Этель резко вскакивает, чтобы налить нам кипятка и заварить кофе.

— Ну как тебе мой дом? — спрашивает она

— Если