Почти. Наверху шли люди, бросали свои резкие взгляды вниз, на меня, которую драли. Я видела призрение в их глазах. Не у всех, но у большинства. Некоторые бросали взгляд полный сочувствия, но как бы говорящий “очень жаль, но я никак не могу помочь, мне страшно, и я не хочу встревать не в своё дело”. Лишь один парень начал уже приближаться с явным намерением помочь. Да ему пригрозили ножом, после чего он тут же исчез. У меня-то надежда секундная появилась. А потом была растоптана.

Погруженная лицом в грязь, я ревела, кричала, но не могла выбраться. Он даже отрезал кусок моих волос. Себе на память по его словам. Потом по этому локону и доказали его вину в суде. Сейчас, наверное, он гниет в тюрьме, а мне-то что с того? Лучше от этого мне точно не станет. В общем, он насиловал меня, а потом прибежала полиция. Как оперативно.

Ему удалось сбежать, скрыться. Однако он успел оставить пару подарков напоследок. Пырнул меня ножом. Метил он явно в печень. Не попал, видимо, из-за спешки. Врачи подлатали моё тело, но психику мне подлатать им уже не получится.

Этель нервно сглотнула.

— Дальше было только хуже. Самое страшное. Я поняла это спустя пару недель. Я забеременела. Забеременела. От него. Какая ирония, а ведь я хотела от него ребеночка! Я тогда чувствовала себя так, будто в меня запихали ком грязи. Вот именно в этот момент во мне что-то и надломилось. Мне не хотелось этого ребёнка, просто не хотелось.

И я… я убила его. И себя. Напилась в три горла, а потом всадила себе кухонный нож в живот. Абортировала себя прямым способом. На крики и плач прибежали соседи. Меня еле-еле спасли. Я ужасно поступила, просто отвратительно. С одной стороны, я думаю, как бы я смотрела бы в глаза своему ребенку, зная, что сотворил со мной его отец.

А с другой, — тут её голос надорвался, — а чем ребёнок виноват в грехах отца? Я — убийца невинного дитя. Он даже родиться не успел. Он мог жить, дышать, наслаждаться жизнью, — последние слова она уже кричит сквозь слёзы.

У меня встает ком в горле. Я обнимаю Этель. Глажу её по голове. Она не в силах остановиться, продолжает реветь. Да кто бы был в силах? Через некоторое время она успокаивается.

— С каждым разом я плачу все меньше. Но разы, когда я плачу, все чаще. Интересно, что будет дальше?

В общем, как только я вышла из больницы, первым делом направилась в бар, пытаясь залить горе алкоголем, убить разум и память. Так я провела несколько лет. Днем продаю синякам алкоголь, а ночью сама синячу в барах. Недавно мне всё это надоело. Так достало, понимаешь, осточертело.

Я сидела в этой холодной квартире. Тихо было так, что хотелось уши проткнуть, лишь бы эту тишину не слушать. Ходила и запиналась об винные бутылки. А потом пошла в ванную и перерезала себе вены. Вот и всё, казалось бы. А потом мне так страшно стало. Я успела позвать на помощь и меня спасли. Зашили, подлатали. Я тогда так натерпелась страху, что подумала: всё, с завтрашнего дня начинаю новую жизнь.

Куда там. Вечером же пошла опять в бар. При этом сама-та понимала, что делаю. Настроение-говно, но я привыкла. Тогда мы с тобой и познакомились.

Сначала я правда подумала, что ты придурок конченный. Меньше всего мне хотелось тогда слушать чью-то сумасшедшую болтовню. А сейчас. Знаешь, мне кажется, не зря мы встретились. Быть может ты и прав. Я всю жизнь жила невпопад, словно не в ритм. А ты, кажется, знаешь путь. Когда я вышла из больницы после удара ножом в живот, думала, что не смогу больше даже видеть других людей, тем более мужчин. После бара я почувствовала, что тишина и пустота моего дома, моей жизни, сводит с ума. Я не хочу быть одна, но мне так страшно.

— Не бойся, не бойся, — успокаиваю я её, — все ужасы позади. Теперь ты не одна. Мы есть друг у друга. Мы выберемся из этого ада. Мы вознесемся, я обещаю. Мы больше не одни в этом черном мире…

5 ночь

Это было похоже на резкий перелом в жизни. Глоток свежего воздуха. Словно я был заперт в каюте тонущего корабля, но смог пробить себе путь на волю. Пробная версия сценария уже написана и даже одобрена фрау Ларсен, чему я несказанно рад. Началась работа над фильмом: подбор актеров, выбор мест съемки, подготовка костюмов и декораций. Вместе с этим мне все меньше дела до учебы, до фильма, до всего.

Поиск идеального сочетание с сонастройкой, которым я занимаюсь совместно с Этель, полностью мной завладел. При этом, с каждым днем во мне растет страх, что я сам поверю в свой обман, в мою несуществующую религию. Как было бы хорошо, если бы она была истина! Тогда мне бы уже ничего было бы не нужно. Я бы просто достиг вознесения. Вместе с Этель. Мы бы ушли, я не знаю, куда. Но там было бы куда лучше, чем здесь.

С чувством страха во мне соседствует и другое чувство. Чувство, которое я усилено подавляю день ото дня. Оно расцветает к ночи, пускает в меня шипы, выворачивает душу наизнанку. И это чувство — чувство вины. Я бегу от него всё дальше, погружаясь глубже в омут, мной же созданный. Есть ли у меня путь назад? Не знаю. Пока что у меня есть силы только на то, чтобы идти вперед.

Первой нашей попыткой была заброшенная церковь к северу от Города. Церковь была заброшена еще в моем детстве. Тогда мы любили бегать по развалинам древнего храма, лазать по балкам, которые могли в любой момент обвалиться. Странно, в детстве мы не думали об опасностях, да с нами особо ничего не случалось. Царапины, ссадины и ушибы, редкие переломы. Всё это ничто со сломами в нашей душе, что происходят во взрослой жизни. Сейчас мы только и думаем, что о своей безопасности, при этом всё сильнее страдая. Очередная ирония в их бесконечной череде.

Мы принесли с собой проигрыватель и поставили его прямо на алтарь. Раньше тут звучало хоровое пение, теперь тут звучит техно. Другие бы назвали это богохульством, но мы с Этель давно уже отринули всех богов, кроме танца. Я знал, что никакой сонастройки не получится, но не знал, как это объяснить. Вместо придумывания отмазки, я полностью отдался