В комнате ключницы никого не было. Вбежав туда, Сара увидела на хорошо знакомом гвозде связку ключей, схватила их и побежала по длинным пустым коридорам, ведущим к северным комнатам, не останавливаясь ни на мгновение, как будто бы она вчера еще ходила по этим местам. Наконец она остановилась у запертой двери. За этой дверью была огромная северная зала.

Тогда она стала отыскивать ключ и теперь только заметила на них ярлыки, привязанные архитектором, осматривавшим здание. При первом взгляде на ключи она вся задрожала. Если б она была спокойнее, то поняла бы. что новые метки на ключах означают намерение открыть забытые комнаты, и это, может быть, внушило бы ей более твердости. Но она была так взволнована, все чувства ее были в таком напряжении, что она решительно не могла дать себе ни в чем отчета. На одном ключе, который был больше других, не было метки; он именно принадлежал к той двери, пред которой она стояла. Сара судорожно вложила его в замок и, употребив невероятное усилие, повернула: дверь, от одного удара ее руки, отворилась. и она пустилась бежать к лестнице, находившейся на другом конце залы.

Она остановилась и посмотрела на дверь: нет, то была не та, которую она искала: мелом на ней поставлен был № 1. Это поразило ее; она силилась сообразить, что значит этот знак; но не могла. Тогда, в отчаянии, она закрыла лицо руками и, простояв таким образом несколько минут, пошла к другой двери. № 2, далее № 3, № 4. Она вздрогнула: то была дверь Миртовой комнаты.

Сара стала отыскивать ключ с № 4, долго перебирала ключи, но второпях не находила. Руки ее, наконец, опустились, и она с отчаянным видом оглянулась назад. Перед нею лежала огромная северная зала. Фамильные портреты, которые, казалось, выступали из своих рам, когда она прятала письмо, теперь казались темными пятнами на стенах. Дневной свет едва одолевал мрак этой обширной комнаты и едва освещал паутину, фестонами висевшую на треснувших, местами обвалившихся карнизах, и сор, лежавший в разных местах.

Она прислушалась; все было тихо, как в могиле. Но вот послышался какой-то звук. Откуда он? Из Миртовой комнаты, отвечало раздраженное воображение Сары. Ноги ее, казалось, приросли к полу, все чувства онемели; она не совершенно ясно сознавала, где была и зачем пришла. На лице ее опять явилось дикое выражение, так напугавшее дядю Джозефа накануне, и она с испытующим видом тихо обернулась к двери Миртовой комнаты.

— Мистрисс! — прошептала Сара. — Я опоздала? Вы здесь уже давно?

Едва внятный шорох послышался возле нее и замер в другом конце залы.

Глаза ее, устремленные на дверь, раскрывались все более и более, как будто бы она хотела видеть, что делается за запертою дверью.

— В чем они ее похоронили? Какой странный шорох от этого савана! — проговорила она.

По зале опять пронесся глухой звук, и снова все стихло.

Если бы она могла бросить спокойный, сознательный взгляд на стену, перед которой стояла, она увидела бы, что этот таинственный шелест производили длинные полосы обоев, висевшие у двери Миртовой комнаты и в других местах, оторванные архитектором. Но она была под влиянием сверхъестественного страха, лишавшего ее и чувств, и мыслей.

Сара обернулась и платьем коснулась к бумаге; шорох, послышавшийся у самых ее ног, заставил ее отодвинуться от двери. Она отчаянно махнула рукою, и связка ключей, вырвавшись из руки, перелетела через перилы и упала на пол залы. Эхо пронеслось по всей зале, и почти в то же мгновение послышался на другом ее конце женский крик, потом чьи-то шаги и голоса, крик опять повторился — Сара задрожала, дыхание остановилось, в глазах потемнело — и она упала.

Шумные голоса и скорые шаги слышались все ближе и ближе. Потом наступила тишина, которая была прервана громким восклицанием: «Сара, Сара, где ты?» и вслед за тем в дверях, ведущих в северную залу, появился дядя Джозеф и стал внимательно смотреть вокруг себя.

В первую минуту он не заметил фигуры, лежавшей на площадке, составлявшей вершину лестницы, но через мгновение взор его упал по направлению к лестнице, и он увидел темное платье и руку, лежавшую наверху. С криком ужаса бросился он через залу, взбежал на лестницу и, став на колена возле Сары, поднял ее голову. В то же время явились ключница, дворецкий и служанка, и все трое столпились у двери.

— Воды! — кричал старик, дико жестикулируя свободной рукой. — Она здесь, она упала, она в обмороке! Воды, воды!

Мистер Мондер смотрел на мистрисс Пентрис, мистрисс Пентрис — на Бэтси, а Бэтси опустила глаза в землю, и все трое стояли неподвижно; никто из них, казалось, не был в состоянии пройти через залу. На лицах их, видимо, выражалась причина, удерживавшая их на одном месте: все они были напуганы.

— Воды, я говорю, воды! — повторял дядя Джозеф, потрясая своим кулаком. — Что вы там столпились в дверях? Воды, воды, воды!

— Я, пожалуй, принесу воды, мэм, — сказала Бэтси. — если вы, или мистер Мондер решимся снести ее туда.

Бэтси побежала в кухню и, возвратясь со стаканом воды, весьма почтительно предложила его сначала ключнице, потом дворецкому.

— Как ты смеешь делать подобные предложения? — сказала мистрисс Пентрис и отвернулась от двери.

— Да, как ты смеешь делать нам подобные предложения? — повторил мистер Мондер и тоже отвернулся от двери.

— Воды, воды! — кричал между тем старик, стараясь приподнять свою племянницу по крайней мере столько, чтобы она могла головою опереться на стену, находившуюся позади нее. — Воды! — кричал он, выходя из себя от нетерпения и гнева.

— Позвольте вас спросить, сэр: точно ли вы уверены, что там наверху лежит дама? — проговорила Бэтси, сделав несколько шагов вперед и дрожа всем телом.

— Уверен ли я? — воскликнул дядя Джозеф, спускаясь с лестницы. — Что за глупый вопрос? Кто ж может быть?

— Привидение, сэр, — отвечала Бэтси, подвигаясь все нерешительнее. — Привидение северных комнат.

Не отвечая ни слова Бэтси, дядя подошел к ней, с презрительным жестом взял стакан и поспешил к племяннице. Удовлетворив требованию дяди Джозефа, служанка повернулась с намерением поскорее убраться отсюда, но в то же мгновение увидела связку ключей, лежавших на полу у подножия лестницы. После некоторого колебания она призвала всю свою храбрость, подняла ключи и бросилась вон из залы.

Между тем дядя Джозеф мочил своей племяннице виски и лоб. Через минуту грудь ее начала медленно подниматься и опускаться, мускулы на лице пошевельнулись, и она тихо открыла глаза. Они смотрели на старика, но были лишены сознательного выражения. Он дал ей напиться и проговорил несколько слов тихим голосом:

— Сара наконец пришла в себя.

— Не оставляй меня! — проговорила она и придвинулась к дяде.

— Не бойся, дитя мое, — сказал старик. — Я не оставлю тебя. Скажи мне, Сара, что с тобой случилось? Ты испугалась чего-нибудь?