— Не станет… — отворачиваюсь, чтобы не смотреть в эти невыносимо темные глаза. Всхлипываю, когда он неожиданно подхватывает меня под бедра и поднимает на руки.

— Глеб…

— Замолчи! Хочу тебя безумно. Я очень голодный. Ты мне нужна сейчас, — рычит мне в губы и несёт в гостиную. И я замолкаю, потому что он мне сейчас не просто нужен, а необходим, как глоток кислорода. Говорят, перед смертью не надышишься, а я хочу попробовать впитать в себя моего хищника, чтобы помнить, какой он. Последний раз почувствовать себя в раю, потому что завтра я оборву нашу порочную, больную связь.

Романов садится вместе со мной на диван в полумрачной гостиной, лицом к лицу, и снимает с меня футболку, отшвыривая ее на пол.

— Моя красивая, — наклоняется, ведёт носом по шее, глубоко вдыхая, зарывается в волосы, сжимает их на затылке, притягивает к своим губам и жадно целует. Горячие губы жёстко лишают меня воли, забирая всю инициативу и мир вокруг плывет. — Ты занимаешь все мои мысли, въелась в меня и отравила жизнь, — со злостью рычит он, кусая губы. — Что ты хочешь? Быть на первом месте? — сильные руки сжимают бедра, оставляя синяки, а мне мало, я хочу сильнее. — Ты и так переворачиваешь мое сознание! Разве ты не чувствуешь? — не ждёт ответа, закрывая рот поцелуями. От Глеба исходит столько энергии, жажды, огня и я в нём горю. Выгибаюсь в сильных руках, ерзая на коленях Глеба, чувствуя, как твердеет его член. Горячие губы спускаются ниже, к груди и втягивают сосок, он прикусывает его и оттягивает зубами. А меня трясет от мощной волны возбуждения, и я громко стону, подставляя грудь, царапая его плечи. Трусь, как дикая кошка об член, и содрогаюсь от каждого его прикосновения к ноющим соскам. Наклоняюсь и кусаю Глеба за плечо. Его руки блуждают по моему телу, ласкают спину, очерчивают позвоночник. Низ живота болезненно тянет, между ног пульсирует, и я громко стону, разрывая тишину.

Сама нащупываю его ремень и расстегиваю дрожащими руками, потом ширинку, отодвигаю боксеры, выпуская наружу каменный член, и сжимаю. Романов втягивает воздух и резко перехватывает мою руку. Хнычу, когда он немного отстраняет меня от себя.

— На колени, Стефания! Я хочу твой вкусный рот, сейчас! — приказывает и я сползаю на пол между его расставленных ног. Я хочу это сделать, меня обжигают его слова о том, что он хочет мой рот. Это грязно, порочно, но обжигающе сладко.

— Давай, поиграй с ним пока сама, — снисходительно разрешает он, и я усмехаюсь от его дерзости и превосходства. От Глеба исходит аура власти и я кайфую от этого. Я, и правда, умалишённая. Мы стоим друг друга. Хочу сегодня сделать как ему хочется, хочу быть у его ног. Только сегодня и только для него.

Облизываю губы, обхватываю член ладонью, любуясь налитой головкой, на которой выступает капелька влаги. Романов внимательно за мной наблюдает. Я ничего не сделала, а он уже прерывисто дышит. И я уже испытываю от этого удовольствие. Провожу языком по головке, слизывая капельку влаги, и втягиваю в рот. Глеб хрипло стонет, запрокидывая голову, а по моему телу идёт сладкая судорога. Я кайфую от его реакции. Выпускаю член, вновь прохожусь языком по всей длине, обвожу головку и втягиваю его в рот, вбирая глубже и глубже.

— Твою мать! — ругается Глеб, выдыхая со стоном, когда его головка упирается мне в горло. Отстраняюсь в желании его подразнить, но Романов хватает меня за волосы, проводит пальцами по губам и размазывает по ним слюну.

— Открой ротик, теперь я сам, — послушно размыкаю губы, позволяя грязно трахать мой рот и управлять мной. Он лишает меня кислорода, проталкивая член глубже, и я увлажняюсь ещё больше.

— Ласкай себя! — задыхаясь приказывает он. — Запусти руку между ножек и растирай клитор! — рычит мне, продолжая толкаться в мой рот. Делаю так, как он говорит, и содрогаюсь от собственных ласк. Клитор пульсирует, и я почти кончаю в момент, когда он вновь лишает меня дыхания.

— Убери руки! Больше не трогай себя! — приказывает он. А я не могу остановиться, потому что экстаз где-то близко. — Я сказал убрать руки! — рычит Романов. Но я нагло его не слушаюсь. Тогда Глеб рывком поднимает меня с колен, усаживает на себя, насаживая на член. Вскрикиваю от вспышки боли и наслаждения, тут же кончаю, выгибаясь и содрогаясь в его руках. Романов ловит мои стоны губами, поглощая их, а потом, обхватывает бедра и начинает двигаться, насаживая на себя. А я без сил утыкаюсь ему в шею и всасываю кожу, оставляя засосы. Чувствую, как внутри меня пульсирует его член и ощущаю, как разбегаются мурашки по его коже. Романов хочет снять меня с себя, но я не позволяю.

— Кончи в меня, я хочу это чувствовать, — шепчу ему на ухо, прикусываю мочку. — Я предохраняюсь, — лгу я и в этот момент ощущаю, как горячая сперма разливается внутри меня.

— Ни одна женщина не дарила мне столько эмоций и ощущений, сколько даёшь ты, — признается он. И я почти признаюсь ему в любви, но вовремя кусаю губы и просто целую в шею.

* * *

Не помню, как уснула, я просто вырубилась на груди Глеба. Просыпаюсь я на собственной кровати, укрытая одеялом. Глеба нет рядом, но я слышу его голос в гостиной. Поворачиваюсь к окну и просто смотрю в небо, слушая его немного грубый голос. Вот и все, наступил новый день и сейчас все иначе. Сейчас мне нужно его прогнать раз и навсегда. А я не хочу этого делать или хотя бы не так болезненно, но Романов по-другому не поймёт и не оставит меня в покое.

— Глеб! — зову его, когда он заканчивает разговор. Сажусь на кровати и прикрываю одеялом грудь. Романов входит в спальню, уже полностью одетый. На нем уже свежая рубашка, брюки и пиджак. Даже пластырь на щеке новый.

— Где ты взял одежду?

— Мне привез водитель, — он садится рядом.

— Рану нужно показать доктору.

— Покажу сегодня. Хотя ты прекрасный доктор, — усмехается он. Улыбаюсь ему в ответ, потому что хочу запомнить его естественную улыбку, без ухмылок и усмешек.

— Ты никогда не оставишь жену? — я не могу не попытаться еще раз. Конечно, можно сказать, что я в положении, и потребовать оставить жену, но тогда я всю жизнь буду думать, что он со мной только из-за ребенка. Не хочу превращаться в Оксану! С его лица спадает улыбка.

— Нет. Я же уже объяснял. Есть вещи, которые нельзя рушить.

— Понимаю, — киваю я, хотя ничего не понимаю и не хочу понимать.

— Мне нужно идти, — Глеб встаёт с кровати, но я его останавливаю.

— Ты можешь задержаться на несколько минут?



— Могу, — он садится на кровать и внимательно на меня смотрит.

— Я беременна, — делаю паузу, потому что хочу сейчас увидеть его настоящую реакцию. Глеб замирает, сканируя меня взглядом, словно я лгу.

— Это точно или только предположение? — официальным тоном спрашивает он. Голос холодный, как и глаза, ни малейшего намека на радость.

— Да, — Романов встаёт с кровати и отворачивается к окну. Нет никаких эмоций, только холодная, давящая тишина и она меня убивает. — Это не твой ребенок, — а вот и контрольный выстрел. Прости меня, любимый.