Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сэр, вы хотите пустить меня в свою семью? — Кул уже начинал привыкать, что его командир так нестандартно относится к таким важным вещам.
— Нет, не хочу.
— Тогда я не понимаю.
— Я предлагаю тебе заработать моё благословение на твой брак с Алисой.
— И как мне этого добиться?
— А на что ты готов пойти?
Манера Шакала отвечать вопросами на вопросы весьма бесила Кула, в душе он поклялся, что если когда-нибудь они с Алисой поженятся, то он уведёт её от этого долбанутого папаши куда подальше.
— Вы торгуете собственной дочерью! Это как-то…!
— Всё в этом мире покупается и продаётся. У моего благословения есть своя цена. Ну, так на что ты готов пойти? Предупреждаю, предложение действительно только до тех пор, пока мы не выйдем из карцера.
— Ради Алисы я готов пойти на всё.
— М-м-м-м, ну хорошо, тогда поможешь мне кое в чём. Незаконном.
Глава 126 ок
Оставшееся время в карцере Кул изнемогал от раздумий. Что же потребует Тёрнер за руку своей дочери? Наверняка кого-нибудь убить или ещё что похуже. Кул уже начал жалеть, что согласился, у них с Алисой всё и так было хорошо, такая добрая девушка, а то, что он зверолюд, для неё вообще ничего не значит. Впрочем, как и для её отца, но это почему-то Кула не радовало. Да если бы они захотели жениться, то убежали бы куда-нибудь и без разрешения Шакала. Но Тёрнер никак не препятствовал их отношениям. И смысла убегать куда-нибудь не было. А не поймал ли он его на дырку от бублика? С другой стороны, если бы он отказался, то не начал ли бы Тёрнер мешать ему встречаться с дочерью? Может, и даже больше. Всё-таки что же ему от него надо?
Кул ожидал чего угодно, но когда в день освобождения Шакал притащил Кула к продовольственному складу, вручил в руки мешок и велел наворовать провизии, Кул в первый раз в жизни подумал, что его командир идиот.
— Вы серьёзно? Вы готовы отдать руку своей дочери за кучу консервов и сухарей?
— Заткнись и выполняй, — очень нервным голосом рявкнул Шакал. — Мне нужна еда для четверых на неделю. Набери побольше консервов, сухарей, и того, что не портится, крупы там. Ну, сообразишь. И нет, за это я Алису тебе не отдам, это только аванс.
— Но почему вы всё это не купите?
— Ты на казённых харчах совсем от народа оторвался? Город только что вылез из продовольственного кризиса, еда всё ещё по талонам. Тут буханка хлеба на вес золота.
Ещё Шакал вручил Кулу лом и кусачки.
— Действуй и помни, если тебя поймают, то это была твоя личная инициатива. Удачи. В любом случае встретимся в участке.
Шакал оставил Кула. Даже если его поймают, охрана обязана предъявить мешок с провиантом как вещественное доказательство. А уж он найдёт способы удержать еду в участке.
Следующим в его списке посещений числились семейство циркачей.
Братцы-зайцы всегда шли довеском к могучему Стронгу. Могучим телосложением они не отличались, умом и сообразительностью тоже. Но вот как присмотр за не вполне адекватным Стронгом были незаменимы. Поскольку с уборкой трупов их отряд закончил и к патрульной службе их не привлекали, циркачи ели, спали и играли. Сейчас их не было в участке, Шакал нашёл их в дворе соседнего дома, где они играли с детворой. Могучий Стронг, ползая на четвереньках, возил на широкой спине сразу 5 детишек. А Фабьен и Дидьен играли с детьми постарше в снежки.
Увидев унтер-офицера, братцы зайцы сразу же прискакали к нему. Именно прискакали, а не подошли, зайцелюдов выводили именно для быстрого передвижения. Если нужно, такой зверолюд мог легко сравняться по скорости с лошадью. Но только на коротких дистанциях, лошадиной выносливостью их при создании не наградили.
— Господин, — хором поклонились братья.
— Вольно, квартирмейстеры, — шутливо улыбнулся Шакал, — развлекаетесь?
Зайцелюды помялись, будто собирались за что-то извиняться.
— Да ладно, и так вижу, что развлекались, не буду вас прерывать надолго. Фабьен, разреши мне поговорить с твоим братом?
Фабьен посмотрел на брата, Дидьен кивнул. Фабьен ускакал, но вид у него был какой-то настороженный.
— Господин, вы хотите со мной о чём-то поговорить?
— Да. Но давай сядем, в ногах правды нет.
Они подошли к скамейке, Шакал стряхнул с неё снег для себя и для Дидьена. Сидя вместе, они наблюдали за тем, как Стронг и Фабьен играют во дворе. Шакал медлил, дожидаясь, пока Дидьен дозреет.
— Тебе очень повезло, Дидьен.
— В чём?
— Ты с братом прошёл через столько испытаний, и судьба вас не разлучила.
— Да, это так. Боги хранят нас.
— Отрадно видеть, как вы заботитесь о вашем большом друге.
— Он часть нашей семьи, мы заботимся о нём, он заботится о нас.
— Правильные слова, Дидьен. Я тебе не говорил, что вместе с нами служат мои дочери?
— Правда?
— Да. Это санитарки: Ванесса и Алиса.
Дидьен улыбнулся.
— Вам тоже очень повезло, господин.
— Да, да, — Шакал улыбнулся. — Мои ангелочки, я не знаю, что бы я делал, если бы судьба отобрала их у меня. Вот что бы ты делал, если бы остался один, а, Дидьен?
Улыбка на лице Дидьена застыла кривой гримасой, ему не понравилось, куда внезапно свернул их доброжелательный разговор ни о чём.
— Я не мыслю своей жизни без семьи, герр.
В уме Шакал хохотнул. Похоже, Дидьен так переволновался, что даже маска простачка сползать начала. Даже официальное обращение вспомнил, а то всё «господин» да «господин».
— Скажи, Дидьен, у тебя ведь нет секретов от меня?
— Нет, господин, — сглотнув, ответил Дидьен.
— И врать ты мне не будешь?
— Нет, господин.
Шакал оценил вид Дидьена. Зрачки расширены, шерсть дыбом, судя по дыханию, сердцебиение участилось. Да, не бывать тебе разведчиком, парень.
— Дидьен, тогда почему ты лжешь мне, выдавая свою сестру за своего брата?
Страх, смятение, немая паника читались в глазах Дидьена.
— Что, как я догадался? У неё круп шире, ноги толще, у тебя голова больше. Да и кто будет так самоотверженно заботиться об умственно-отсталых, только женщина. Женщины любят жалеть и заботиться, это их природа. Извини, Дидьен, но я вынужден доложить об этом начальству.
Шакал встал и начал движение от скамейки, но не прошёл и пары шагов, как почувствовал тяжесть на своём бушлате сзади. Он обернулся, сзади, цепляясь за бушлат, стоял на коленях Дидьен, из глаз выступили слёзы, губа подрагивала.
— Господин, не губите, они заберут Фаби у меня, и я никогда её