— Сын-сурок покруче мамки, — хмыкаю, — смотри, кто уснул с сиськой во рту. Сын, я становлюсь на колени пред твоей мужской харизмой.

Встаю с кровати и не даю Стасе слететь.

— Лежи, мы, мужики, сами кровать найдем, лучше грей мужу место, я мигом вернусь.

Илюха даже не возмутился, когда я его утащил от мамкиной груди. Стася тут же неловко прикрылась и всячески избегала смотреть мне в глаза. Эта ее скромность меня просто взрывала. Но я буду терпеливо ждать своего часа. Я должен. Шепчу мелкому кучу приятностей, глажу спинку. Улыбается, сжав кулачки.

Возвращаюсь к Стасе, ныряю под простынь и довольно вжимаю ее спиной себе в грудь. Как пацан дрожу. Даже смешно.

— Ты вкусно пахнешь, — трусь носом о шею жены и улыбаюсь.

— Молоком? — хмыкает, поворачиваясь ко мне лицом.

Утыкается лбом в шею, прячется от взгляда, но позволяет себя обнять.

Я ничего не отвечаю, а просто впервые тихо и просто наслаждаюсь тем, что мы так близко друг к другу. Глажу ее волосы и смотрю в огромное окно. Здесь совершенно по-другому воспринимается мир. Здесь настолько забываешь о городской суете, что возвращаться не хочется. А я, на минуточку, взрослый тридцатипятилетний мужик.

— Ты уверена, что две недели здесь нам будет достаточно? А?

— На Мальдивах-то? Мне кажется всей жизни здесь не будет достаточно, — чувствую, что улыбается, дыхание обжигает шею. — Но для нас с тобой и две недели роскошь непозволительная. Или ты хочешь, чтоб сюда с бубнами приехала вся братия?

— Имею я право на отдых после того, как два года пахал, как папа Карло? И я буду только рад продлить наше пребывание здесь. Утверждаем?? — протягиваю руку вперед и жду ее согласного хлопка.

— Меня и уговаривать не надо, муженек, я поддержу, даже если ты решишь остаться здесь жить, — хлопает по моей ладошке и смеется негромко. — Сейчас Илью разбужу от радости, — шикает на себя, сильнее уткнувшись лицом мне в шею.

Рада. И это лучшая награда. Довольно улыбаюсь и просто наслаждаюсь её теплом. Молчим, но не спим.

— Я тебя поцелую? Один раз, вот так, — хитро смеюсь и пальцами показываю расстояние в пять сантиметров.

— Притормози, мне становится страшно, и тебе не понравится, что из этого выйдет, — качает головой.

Впрочем, уже через секунду мягкие губы девчонки касаются моей шеи, и это застаёт меня врасплох.

— Спи уже, — бурчит негромко.

Не скоро, но засыпаю, согретый ее близостью. Оказывается, мне столько лет не хватало банального женского тепла. И я теперь охотно поверю сдуревшему когда-то от любви Илюхе. До нее я не думал о браке, о семье. А жизнь, сука, вносит свои коррективы. Поставила меня на колени перед маленькой хрупкой девчонкой с огромными грустными глазами.

Утро здесь, на острове, заиграло для меня новыми красками. Проснулся от того, что на ухо сопел сын. Открываю лениво глаз и вижу свою парочку: завтракает сын, а Стася любовно пальчиками скользит по животу Илюхи.

— Пацан, ты ранний, — беру бутуза за пальчик и целую ладошку, сын дергает головой, сосок вываливается из крошечных губ, а сам утренний гурман улыбается мне.

Люблю этого пацана, толковым вырастет. Смотрю на сонную жену и пальцами прикасаюсь к ее губам, улыбаюсь.

— С добрым утром, выспалась?

— Доброе, — улыбается, — о да. Давно так хорошо не спалось.

Сказала, осеклась, застыла, растерянно улыбнулась. В очередной раз доказывает, что я прав, и она не железная. Хоронить себя и свои чувства глупо, тем более такой чувственной девочке.

— У тебя молоко потекло, — говорю хрипло, а сам не могу разорвать наш зрительный контакт.

Стася

— Ой, черт, — тут же ругаюсь и вскакиваю на ноги.

Эти желтые пятна на белоснежных простынях уже просто достали! А я так растерялась от того, что ляпнула, что прозевала, что лежу перед ним с голой сиськой. Совсем уже голова не алё.

Раздраженно прикрываюсь и убегаю в ванную, чтобы обмыть грудь и спрятать свои пылающие щёки. Я не ожидала его поведения. Не готова к нему. И больше всего не готова признать, что он прав. Я не могу уйти в монастырь, потому что человек, которого я любила, погиб. Я не могу хранить ему верность вечно, хотя очень хочу. Я не могу представить себя с другим мужчиной.

А этот мужчина есть. Спит в моей постели. Прижимает к себе как фарфоровую куклу, словно и сам боится, что я сбегу. И эти слова, эти чертовы слова…

Зачем ему любить меня? Почему бы ему не найти нормальную женщину? Зачем ему я со всеми моими бедами с головой?

Надеюсь, что он опомнится и передумает. Но он не имел таких намерений…

Каждый день новые прикосновения. Касания. Улыбки. Он как паук, неспешно и методично плёл свои сети, а я уже знать не знала выберусь ли из них.

Последний вечер и легкая летняя грусть заполнила лёгкие. Я уложила Илью и вышла на террасу, где стоял муж.

— Хочешь, сходим в последний раз к океану?

Радионяня у меня в руке, спит наш парень крепко, если что успею добежать, заслышав кряхтение.

Берет за руку и ведёт за собой. А я смотрю на него, одетого в легкий белый костюм: тонкие льняные брюки и белую рубашку. На океанской глади отсвечивает огромная луна, миллиарды звёзд словно поют о том, как огромен мир и как он чудесен. Я жива, я чувствую этот мир, в нем есть за кого цепляться, есть кем дорожить.

— Мы обязательно сюда ещё вернёмся, в любой момент, как только устанем от города, от людской суеты. Мне этого не хватало.

Вартан прижимает меня к себе, склоняется к моим губам, но не целует, он просто ждёт моего разрешения.

Я сглатываю, глядя на его лицо, так близко к моему, на его прикрытые глаза. Тянусь вперед, но не закрываю свои. Не хочу, боюсь, боюсь закрыть их и вызвать неправильные образы и фантазии. Хочу видеть и понимать, кого я целую.

И я целую его. Борода жёсткая, щекочет кожу. Губы твёрдые. Но поцелуй нежный и какой-то трепетный. С обеих сторон при чём.

Даже не помню, когда именно мои руки оказались под его распахнутой рубашкой. Это он положил мои ладони себе на талию, а сам так же неторопливо гладил мою спину и углублял поцелуй.

— Ты вкусная, любовь моя. Хочу верить, что такая же везде.

Его губы прикасаются к моему виску, а сам крепче вжимает меня себе в грудь.

- Сейчас убегу, — выдыхаю, слабо улыбнувшись. — Не дави. И так голова кружится.

— Тогда держи меня, а я тебя, потому что у меня тоже кружится голова, — смеётся мне в шею, а вот горячие ладони прожигают лёгкую ткань платья на моей спине.

— Слишком много свежего воздуха? — посмеиваюсь нервно.

Смотрю на океан, поворачиваюсь к нему, улыбаюсь.