– Мы знаем, что он лечил мужчин. Правда, неизвестно, сколько именно. Оперативная группа опрашивает всех психологов и психиатров в Луизиане и Миссисипи, надеясь найти кого-нибудь, кто направлял своих пациентов к Малику. Они уже нашли психолога, который порекомендовал одному малому обратиться к Малику в прошлом году.

– Это связано с сексуальным насилием?

– Мозголом отказывается отвечать на этот вопрос без предписания суда.

– Проклятье! Сколько реально пройдет времени, прежде чем вы сумеете заставить Малика передать список своих пациентов?

– Кайзер полагает, что сумеет убедить судью подписать ордер сегодня во второй половине дня. Может быть, и на истории болезней тоже.

– А если Малик откажется?

– Тогда его обвинят в неуважении к суду.

– И арестуют на месте?

– Нет, сначала должно состояться слушание. Но он попадет в тюрьму, это несомненно.

– В таких случаях предусмотрено освобождение под залог?

– Нет. Поскольку ему предъявлено обвинение всего лишь в неуважении к суду, заключенный может освободиться из тюрьмы в любое время, когда пожелает. Все, что для этого требуется, – это подчиниться предписанию суда.

– Как ты думаешь, согласится Малик сесть в тюрьму только ради того, чтобы сохранить в тайне имена своих пациентов?

Шон улыбается понимающей улыбкой.

– Я думаю, сегодня вечером у нас будет список этих пациентов.

– Очень хорошо. Эй, а вы обыскали офис Малика? На предмет оружия, я имею в виду?

– Да. Малик присутствовал при обыске и позаботился, чтобы никто не заглянул ни в его записи, ни в истории болезней. Все они были исключены из ордера. Мы не хотели терять времени на препирательства с судьей.

– Но истории болезней хотя бы были на месте? Вы видели папки в шкафу?

– Меня там не было. Я узнаю, но, думаю, если бы они отсутствовали, кто-нибудь упомянул бы об этом.

– Не стоит ничего предполагать заранее, Шон. Держу пари, Малик уже убрал эти папки из своего офиса в безопасное место. Вы оставили кого-нибудь дежурить в его конторе, чтобы побеседовать с пациентами, которые могут прийти на прием?

– Конечно, черт возьми! Но никто не пришел. Мы не можем понять, почему. Откуда они узнали, что приходить не нужно? С тех самых пор, как Малик попал под подозрение, мы поставили его телефоны на прослушку, но он не отменил ни одной встречи. У него даже нет чертовой дежурной медсестры в приемной.

– И разумеется, вы пошли к семьям жертв и в лоб поинтересовались, не является ли кто-нибудь из них пациентом Малика?

– Да, конечно, но мы проявили при этом разумную осторожность. На тот случай, если Малик прав в том, что его пациентам может грозить опасность. Мы будем иметь бледный вид, если выяснится, что Малик предупреждал нас об опасности, грозящей его пациентам, а потом кого-нибудь из них ухлопают в пылу домашней ссоры.

– Что значит «разумная осторожность»? Что, оперативная группа пытается самостоятельно изолировать женщин – членов семьи?

– Да. Но сейчас – со всеми этими разводами, браками и прочим – трудно разобраться, кто есть кто на самом деле.

Я мысленно переношусь назад, в середину июля, когда была убита вторая жертва. Андрус Ривьера, фармацевт на пенсии. Тогда вместе с Шоном я опрашивала семью убитого и обратила внимание на одну странную вещь. По дому с радостным визгом носилась внучка мистера Ривьеры, словно готовилась ко дню рождения, а не к похоронам своего деда. И это была вовсе не кратковременная вспышка энергии. Она продолжала вести себя так в течение всего нашего визита. Ей было примерно семь лет от роду, и ее поведение осталось у меня в памяти, поскольку она не выглядела бесчувственным ребенком. В сущности, когда я с ней заговорила, она произвела на меня совершенно противоположное впечатление. Спокойное внимание и приветливость в ее глазах вызывали ощущение, что я беседую с взрослым человеком.

– Как тебе предположение о том, что все эти преступления совершила женщина? – спрашиваю я.

Шон встает и подходит к холодильнику, но вместо того чтобы открыть его, оглядывается на меня.

– Мне нравится твоя идея о мести за оскорбление, но трудно себе представить, чтобы женщина сделала то, что мы с тобой видели. Во всяком случае, ничего подобного до сих пор не было, равно как и упоминаний о таком прецеденте в специальной литературе. Женщина – серийный убийца? История в духе Эйлин Вуорнос.[14]

– Это не совсем так. Примерно пять процентов серийных убийств совершают женщины.

Шон выжидательно смотрит на меня. Он прирожденный следователь, и очень хороший к тому же, но его знания базируются, главным образом, на собственном опыте или же опыте детективов по всей стране – обычно тех, с кем он поддерживает личные отношения. Когда-то я специально поставила перед собой задачу найти в специальной литературе все, что только можно, о серийных убийствах, поэтому мои знания намного обширнее. Это часто раздражает Шона, но он достаточно практичен и прагматичен, чтобы пользоваться тем, что знаю я.

– Женщины – серийные убийцы безнаказанно действуют в течение примерно восьми лет, после чего их, как правило, ловят, – сообщаю я ему. – Это в два раза дольше, чем в случае с мужчинами-преступниками. И одной из их отличительных особенностей является отсутствие следов на месте преступления.

– Ну ладно, – соглашается он, – но разве у каждой из них не было мужчины-сообщника?

– Восемьдесят шесть процентов пользовались услугами сообщника, но при этом он не всегда был мужчиной. Но в нашем случае против версии о женщине-убийце говорит сам тип преступления. Большинство женщин-преступниц – это так называемые «черные вдовы», которые убивают своих мужей, или «ангелы смерти», лишающие жизни пациентов, которые лежат в больнице. Единственным официально зарегистрированным серийным убийцей женщиной, которая совершала преступления на сексуальной почве против незнакомцев и действовала в одиночку, остается Вуорнос.

Шон буквально лучится самодовольством.

– Но, мне кажется, ее классифицировали неверно, – продолжаю я. – Эйлин Вуорнос убивала, чтобы покарать мужчин за то, что они жестоко обращались с ней в сексуальном плане. Кто-то из пациентов Малика может проделывать то же самое.

– Я не говорю, что это невозможно, – заявляет Шон. – Но против этого говорят отличительные особенности преступления, его сигнатура. Меткая стрельба, обнаженное тело, пытки…

– Месть, – возражаю я. – Если убийства совершаются во имя мести, то перерыв между ними обычно очень короток, что мы и наблюдаем в нашем случае. Что касается укусов, то они почти наверняка оставлены после обездвиживающего выстрела из пистолета. Женщине просто необходимо искалечить и вывести свою жертву из строя, чтобы подойти к ней вплотную и оставить на ней подобные отметины.