– Валяйте.

– Он высказал предположение, что вы можете страдать маниакально-депрессивным психозом.

– Я им не страдаю. Но мне поставили диагноз «циклотимия».

Кайзер бросает на меня вопросительный взгляд.

– Цикло… что?

– Циклотимия – это легкая форма биполярного расстройства. У меня наблюдаются маниакальные симптомы, которые по своей выраженности не подпадают под определение настоящего маниакального психоза. Такие симптомы называются гипоманией или гипоманиакальным состоянием. Диагноз зависит от частоты и степени тяжести проявления маниакальных приступов.

Агенту ФБР явно требуются разъяснения.

– Послушайте, я страдаю депрессией. Иногда у меня случаются приступы маниакального поведения. Они наблюдаются с разной частотой. Шон терпел мои перепады настроения в течение почти двух лет. Я могу впасть в суицидальную депрессию, а неделю спустя парить над землей от счастья. Я считаю себя неуязвимой, могу пойти на неоправданный и сумасшедший риск. Иногда я совершаю не очень приятные поступки. И иногда – не слишком часто – не помню того, что их совершила.

Кайзер бросает выразительный взгляд на Шона, и тот несказанно удивляет меня, заметив:

– Все на самом деле не так плохо, как она описывает. Кэт вполне держит себя в руках.

– Доктор Ферри, – осторожно говорит Кайзер, – существует ли хотя бы малейшая вероятность того, что вы обращались к доктору Малику в качестве пациентки?

– Что?

– Я должен был спросить об этом.

– Почему? Вы полагаете, что я страдаю множественным расщеплением личности или чем-нибудь в этом роде?

– Я всего лишь пытаюсь составить целостную картину.

– Я не вписываюсь в эту вашу картину с Натаном Маликом! Я его знать не знаю.

– Ладно. – Кайзер складывает пальцы домиком, но в глазах его заметно сомнение. – Вы полагаете, что сейчас пребываете в достаточно хорошем состоянии, чтобы пойти на эту встречу?

Я собираюсь ответить, но он поднимает руку.

– Я всего лишь думаю о ваших приступах паники на месте преступления. Никто не может знать заранее, в какие игры начнет играть с вами Малик и какие загадки он примется загадывать.

– Где должна состояться встреча?

– Малик предложил свой кабинет. Собственно говоря, это недалеко отсюда. На улице Риджлейк. Рядом с бульваром Ветеранов. Он хочет поговорить с вами наедине и лицом к лицу.

– Вы ведь шутите, да? – спрашивает Шон.

Кайзер отрицательно качает головой, но при этом не сводит с меня глаз.

– Естественно, мы дадим вам микрофон. Группа специального назначения расположится снаружи, за дверью, и вы, если почувствуете опасность, сможете позвать ее на помощь, произнеся заранее оговоренную фразу.

– Не пойдет, – сердито вмешивается Шон. – Малик может застрелить ее еще до того, как ваши парни откроют дверь. Я видел, как случаются подобные вещи. И вы тоже, Джон.

Кайзер мрачно смотрит на Шона.

– Доктор Малик сказал, что доктор Ферри, если хочет, может прийти к нему на встречу вооруженной. Кроме того, он заявил, что мы можем записывать разговор, если сочтем нужным. – Агент ФБР переводит взгляд на меня. – Думаю, вы догадыватесь, почему я намерен позволить этой встрече состояться в кабинете Малика.

– Это его территория. Чем более свободно и комфортно он будет себя чувствовать, тем выше вероятность того, что он скажет что-нибудь полезное для вас.

Кайзер улыбается.

– Как приятно, что иногда для разнообразия не приходится кормить кого-то с ложечки. – Он указывает на жуткие фотографии места преступления, разложенные на столе. – Пять убийств за месяц, из них два – за последние три дня. Я бы сказал, что наш убийца быстро деградирует. Ради того, чтобы остановить его, я соглашусь на что угодно.

– Все это дерьмо собачье, – откровенно заявляет Шон. – Устройте встречу на нейтральной территории. В месте, которое вы сможете контролировать.

Я кладу руку ему на плечо.

– Успокойся, Шон. Когда, вы говорите, нам следует выдвигаться к месту событий?

Кайзер поднимается со стула и смотрит на меня сверху вниз.

– Малик сейчас у себя в кабинете. У меня в фургоне бригада технического наблюдения. Сколько вам нужно времени, чтобы одеться?

Меня окатывает восторженный холодок предвкушения. Впервые за последние три дня моя жажда спиртного уменьшилась до того предела, когда ее можно терпеть. Убиты пять человек. Сотни агентов правоохранительных органов сбиваются с ног, чтобы найти убийцу, тем не менее никто из них и близко не подошел к решению этой задачи. А мне сейчас предстоит войти в комнату к мужчине, который, скорее всего, и совершил эти преступления. Нормальный человек просто обязан испытывать страх. Или тревогу, по крайней мере. Но я ощущаю лишь радостное возбуждение, чистый, ничем не замутненный восторг радости бытия. Единственным более-менее близким чувством можно с натяжкой назвать лишь почти сексуальное ощущение гипертрофированного самосознания, которое сигнализирует о приближении приступа маниакальной депрессии. А такого не испытывает ни один нормальный человек.

Кайзер и Шон наблюдают за мной с вниманием врачей психиатрической лечебницы. Я с трудом подавляю желание по-идиотски рассмеяться.

– Дайте мне десять минут.

Вместе с Джоном Кайзером я стою у подножия металлической лестницы, которая ведет к административному зданию Натана Малика. Это оштукатуренное одноэтажное строение, но зато оно приподнято на бетонных сваях, так что пациенты могут оставлять под ним свои автомобили.

– Все в порядке? – доносится до меня сзади голос Кайзера. – Передатчик вас не беспокоит?

– Все нормально.

Техник из ФБР прикрепил передатчик клейкой лентой к внутренней поверхности моего бедра, под юбкой. Я уже совсем было решила одеться подчеркнуто небрежно, но в последний момент выбрала удлиненную юбку и строгую блузку в тон. Раз уж Малик был неравнодушен ко мне во время учебы в медицинской школе, то подчеркнутая чувственность может помочь мне сегодня в поисках необходимой информации.

Передатчик на бедре – это самая маленькая из моих проблем. Более двух десятков полицейских рассредоточились вокруг, в том числе и в автомобилях, припаркованных у соседних зданий, причем восемь из них входят в состав группы специального назначения. Как только я окажусь в кабинете Малика, группа незаметно войдет в здание и расположится в соседней комнате, прикрывая меня. Если только Малик не собирается пристрелить меня, как только я войду в его кабинет – зная при этом, что за дверью притаились полицейские, – мне ничего не грозит. Но теперь, на пороге встречи, суровая реальность несколько поумерила мой восторг. У меня возникает чувство, словно я собираюсь войти в клетку с прирученным тигром. Конечно, зверя можно научить демонстрировать послушание, но тот, кто верит, что хищника можно лишить свирепости, обманывает себя.