Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поддается? – спрашивает Энн.
– Тише. Не отвлекай его, – шикает Эмили. Наконец Брин поднимается. У него ноют колени.
– Тут с ходу ничего не сделаешь, – сообщает он. – Может, подождете пока внизу?
Из комнаты доносится шум. Какой-то стук.
– Эй, кто там? – кричит Джейми. Эмили пробивает нервный смешок.
– Ну кто там может быть, глупый?
Брин припадает к замочной скважине, но ничего не видит. Стук прекращается.
– Наверное, летучая мышь, – высказывается Пол. – На чердаках они бывают.
– Уфф... – облегченно вздыхает Тия. – Может, пойдем отсюда?
– Или птицы на крыше, – вносит свою лепту Энн. – Наверное, у них там гнездо.
– Да какая разница! – отмахивается Тия. – Пошли вниз?
Брин рад, что больше незачем изображать возню с замком.
– «Признавайся или отдувайся»! – предлагает Эмили, когда все возвращаются в гостиную. Запас авантюризма у всех иссяк.
– Чего? – спрашивает Брин.
– Такая игра, когда говорят только правду? – уточняет Тия.
– Ага, – кивает Эмили, – или задания выполняют. Эмили возбуждена. «Признавайся или отдувайся» —
ее любимая игра. Она напоминает Эмили ночевки у одноклассниц, грозы, романы, каникулы с однокурсниками.
Джейми и Брин заглянули в кладовую, и теперь в камине пылает уголь. В гостиной становится жарко. Есть вино, сигареты, бокалы, пепельницы (ладно, блюдца) – что душе угодно. Эмили опять на диване рядом с Брином, Тия и Джейми устроились на другом диване. Пол и Энн на полу: Энн греет руки перед камином, а Пол разлегся вдоль дивана Эмили, подпирая голову ладонью, и, похоже, дремлет.
– Как в нее играют? – спрашивает Тия.
– Никогда не пробовала? – удивляется Эмили.
– Нет. Разве что в Израиле... Не помню.
– Ты бывала в Израиле? – вмешивается Брин.
– Ага, в кибуце.
– И один мой кореш тоже.
Все ждут продолжения, но рассказывать Брину нечего.
– Правила такие, – нарушает молчание Эмили. – Кто-нибудь – скажем, я – начинает игру. Я выбираю, кому задать вопрос – например, Энн, и она выбирает, признаться или промолчать. Если она готова признаться, тогда я задам ей вопрос, на который она должна честно ответить. Если Энн захочет промолчать, тогда я придумываю для нее задание. Затем она выбирает человека, спрашивает его, он выбирает, признаваться или отдуваться, и так далее. Вот и все.
– А если тот, кого ты выберешь, не захочет отвечать? – спрашивает Джейми.
– Надо! – заявляет Эмили.
– А если он откажется? – допытывается Тия.
– Тогда ему придется выполнить задание, – объясняет Эмили. – Если же он выберет признаваться, а потом солжет – Пол, тебя это в первую очередь касается, – будет платить штраф.
– Штраф? – Джейми ежится. – Весьма зловеще.
– А как же! – откликается Эмили. – Штраф придумаем заранее. Пусть тот, кто проштрафится, обежит вокруг острова пять раз. Голышом.
– Класс, – хихикает Энн.
– Ты шутишь? – спрашивает Джейми. – Смотри, какая темень. Свалиться со скалы проще простого.
– Значит, всем придется говорить правду, – улыбается Пол.
– Все согласны? – Эмили обводит взглядом остальных.
Кивают все, кроме Тии, которая хмурится.
– А можно просто послушать? – спрашивает она.
– Нет, – качает головой Эмили. – Если играть, так всем.
– Почему это?
– Если будешь просто слушать, узнаешь все наши секреты, а мы твои – нет. Так нечестно.
– Не гони, – останавливает ее Брин. – Какие еще секреты?
– Как это какие! В них вся соль игры! – восклицает Эмили.
– А я думал, в нее ради секса играют, – замечает Пол.
– Это в «Русского почтальона», – поправляет Эмили.
– И в «Признавайся или отдувайся» тоже, – возражает Энн.
– А ты откуда знаешь? – спрашивает Брин. – Ты и секса-то не нюхала.
– И все-таки знаю, – заявляет Энн. – И играла почаще тебя.
– Что же до сих пор ни с кем не перепихнулась?
– Да потому что всегда признаюсь, балда, – усмехается Энн.
– А если они тоже бессмертны? – Эмили разливает вино.
– Ну, если никто не умирает, тогда ладно, – отзывается Джейми. – Это здорово.
– И так и этак здорово, – вмешивается Пол. – Вот я перед смертью перекачаю свои мысли куда-нибудь – конечно, если к тому времени такая техника появится.
– А если не появится? Или ее изобретут уже после твоей смерти? – спрашивает Эмили и смеется. – Посмотрим, как ты запоешь!
– Ему-то что? Он уже умрет, – напоминает Энн.
– А ты бы как поступила? – спрашивает Пол у Энн.
– В каком случае?
– Если бы пришлось выбирать между немедленной смертью и вечной жизнью.
– И то и другое неплохо, – отвечает Энн.
– Рехнулась? – спрашивает Эмили. – И то и другое – отстой. Мы же только что говорили.
– Нет, – возражает Энн. – Отстой – то, что у нас сейчас. Даже дебил в нашем положении согласился бы или умереть сразу, или жить вечно. Поэтому я понимаю самоубийц. Если смерть неизбежна, чего ждать? Главная подлянка жизни – нам известно, что она рано или поздно закончится. Не может не закончиться, но никто не знает, когда это будет. Можно погибнуть под колесами в двенадцать лет, можно отпраздновать столетний юбилей. Неизвестно, когда тебя отсюда заберут. Вот это – отстой. Я никогда не строю планы на завтра или на послезавтра – может, завтра меня уже не будет в живых. Загорится дом, пока я сплю, вломится серийный убийца с топором – да мало ли. А может, я в двадцать с чем-то внезапно умру во сне. Гораздо веселее было бы знать, что никогда не умрешь, – не пришлось бы каждую минуту ждать конца. А так живешь – как будто смотришь единственную копию классного фильма на дрянном проекторе: сидишь и не знаешь, когда он зажует пленку и сдохнет. Будь я посмелее, покончила бы с собой, просто чтобы не маяться от неизвестности. Если точно знаешь, что не увидишь конца фильма, зачем вообще его смотреть? К чему лишние разочарования?
Слушателей эта вспышка поражает.
– Вечная жизнь – по кайфу, – говорит Брин.
– Мы даже здесь могли бы жить и ни о чем не волноваться, – прибавляет Пол.
– Ты и так не волнуешься, – напоминает Тия.
– Пожалуй, да, – соглашается он. – Кто следующий?
– Я, – спохватывается Эмили. – Выбираю Энн.