Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом наш разговор закончился. Я уехал неудовлетворённым.
Нух – диктатор Дагестана
Приехав в Шуру, я написал Нуху в Араканы, что он может входить в город на условиях его договора с Бичераховым. Меня эти условия не удовлетворяют, добавил я, но об этом поговорим после, когда будем в Шуре.
Отправив всадника с этим письмом, я решил немного заняться городом. Ко мне пришли сообщить, что часть оставшихся красных желает перейти к нам на службу и не хочет служить Бичерахову. Я сейчас же собрал их и принял на службу. Собралось человек 40 строевых и несколько трубачей.
Утром я собрал свою новую часть и вышел за город встретить отряд. Отряд мы встретили за рекой между Шурой и Казанищами. Присоединились к нему и вместе с ним вошли в город. У города отряд встретила делегация от населения. Речи говорили Апашев и доктор Янкелевич.
Тотчас же по прибытии в город Нух объявил себя диктатором Дагестана. Для нас всех и особенно для меня это было совершенно неожиданным. Это, между прочим, не было согласовано и с Исполнительным комитетом. Вообще до этого о диктатуре не было ни одного слова.
В Аркасе мы договорились, чтобы не допустить грабежей, если займём город с боем или без боя, и всякого рода возможных в эти моменты бесчинств, я назначаюсь начальником города, а Нух принимает командование полком и формированием. Тотчас же по занятии города мы собираем съезд, и съезд избирает постоянную власть. Одним росчерком пера Нуха все эти разговоры пошли насмарку.
В занятом нами городе
Комендантом города был Каитбеков. Оказалось, что он, будучи в городе при большевиках ещё до моего приезда, начал организовывать нелегальные воинские части и производить нечто вроде разведки. Когда я вернулся из Петровска и узнал об этом, я назначил его комендантом города и поручил ему смотреть за порядком. При этом Коблицкого я не спрашивал и Бичерахову ничего не сообщил. Считал это необязательным, т. к. и Бичерахову сказал, что я подчиняться не буду.
Ещё накануне вступления нашего отряда в город Каитбеков произвёл в городе ряд арестов. Но кого и почему он арестовал, я не знаю, и в это дело вообще не вмешивался. Я никого и ничего в городе не знал, а Каитбеков, как бывший в городе всё время при большевиках, знал всех и каждого. Был единственный случай моего вмешательства во внутренние дела города. Это по следующему поводу.
Я проходил по базару и увидел, что несколько вооружённых людей напали на проходившего с женой Османа Османова и отняли у него револьвер. Я подошёл, чтобы узнать, в чём дело. Оказывается, это были каитбековские милиционеры. Они обезоружили Османа Османова и объявили его арестованным.
– Почему вы его арестовали? – спрашиваю.
– Он большевик.
– Откуда вы это знаете?
Молчание.
– Есть ли у вас приказ об аресте?
– Нет.
– Ну так возьми револьвер, – сказал я Осману Османову. – Отдашь его тогда, когда тебе покажут мою записку о твоём аресте.
Османов взял револьвер и пошёл.
На это меня толкнули мои личные отношения к Османову.
Первые дни в Шуре
В городе мы с Нухом остановились в гостинице, т. к. дом Нуха был оставлен большевиками в таком состоянии, что без солидного ремонта в него зайти было нельзя. Жили мы вместе, но отношения между нами уже испортились. Его поступки ожесточили меня против него, но я сдерживался и стремился как-нибудь перетянуть Нуха на другой день.
Прежде всего, я настоял на созыве съезда и добился, чтобы Нух подписал приказ, что съезд должен собраться не позже 15 октября. Нух вообще сделался так предупредителен ко мне, потому что знал моё мнение по поводу его «диктатуры», боялся, как бы я не устроил переворота.
Я же об этом не думал. Я был занят снабжением продовольствием наших отрядов. На это нужны были большие средства, но у нас денег не было. Чтобы собрать кое-что, я вызвал Хизри Гаджиева и сказал ему: «Если вы смогли дать большевикам 20 тыс. руб., то можете и нам дать. Соберите купцов и всех, имеющих деньги, прикиньте между собой, и деньги представьте нам». Хизри, конечно, выполнил задание. Часть купцов охотно дала деньги, на некоторых пришлось нажать, но, в общем, денег немного набрали.
Но надолго этого не хватило.
Я стремился как можно скорее распустить отряд по домам. Ибо не только не было денег, но вообще в районе не было продовольствия, и положение с каждым днём становилось все сложнее.
Всё это время непрерывно продолжались столкновения с бичераховцами. Если не доходило до вооруженной стычки, то только благодаря Нуху. Он был маслаатчиком между нами. Он успокаивал их на мой счёт, а меня на их счёт, так что изо дня в день все шло пока спокойно.
Организацией власти мы пока особенно не занимались. Должностные лица остались почти те же, что были и при большевиках. Кое-как они там справлялись с делами. Остальное должен был решить съезд.
Разрыв с Нухом
Чем дальше, однако, тем лучше Нух Бек справлялся с чувством неловкости передо мной и, видимо, приходил к сознанию, что никакой опасности с моей стороны или с чьей-либо другой ждать не приходится. Нух как будто с каждым днём распоясывался. Он входил в свою колею диктатора. Тон его изменился, он командовал полком без всякого стеснения и ни о чём со мной не совещался. От Бичерахова, конечно, он получил большую сумму денег на формирование полка. Бичерахов дал эти деньги не даром. Мне сообщили, что по распоряжению Тарковского бичераховцам было выдано сукно и бурки, которые остались на складах после большевиков. Мне он об этом ничего не сказал, а между тем нам самим были эти бурки и сукна позарез нужны. Я узнал стороной и о целом ряде обязательств по отношению к Бичерахову, принятых на себя Нухом, хотя в точности, какие это были обязательства, установить не удалось.
С каждым днём мне становилась ясней его двойная игра и с турками, и с Бичераховым. Всё это делалось скрытно от меня. Я был начальником города и больше ничего. Мы стали видеться редко, и при каждом свидании у нас сразу появлялись разногласия. Так что мы