(это точно против правил), и поражается абсолютно лысой резине – попка у младенца не такая гладкая, как эти колеса. Нагнувшись, Бобби смотрит под днище, но тормозные колодки или другие детали там не болтаются. Что ж, могло быть хуже…

– На все сто, говорите? – произносит он, возвращаясь к капоту и сидящей на нем Мэри Пэт.

Та усмехается уголками губ:

– Ну ладно, может, на девяносто.

– По мне, так на шестьдесят, не больше.

Вблизи женщина выглядит так, будто на нее напали ожившие деревья из сказки. Просто хлестали ее по лицу своими тонкими ветками, пока она не дошла до другого конца чащи. На шее у нее большой кусок телесного пластыря, почти сливающийся с кожей. Руки все в ссадинах, костяшки пальцев распухли. На ней белая в желтую клетку блузка без рукавов, голубые джинсы, слегка закатанные снизу, и матерчатые низкие кеды «Конверс». Глаза у нее слишком уж горящие, на вкус Бобби. Такой огонек однозначно говорит о том, что человека не урезонить.

Он широким кивком указывает на порезы, синяки и пластыри.

– Не сильно болит?

– Вы еще тех других не видели, – отмахивается Мэри Пэт.

– Других?

Она кивает.

– Бесят дуры, которые не знают, что раз затеял драку, то будь готов довести ее до конца.

Губы у Бобби сами собой расплываются в улыбке.

– Чем могу помочь, миссис Феннесси?

– Зовите меня Мэри Пэт.

– Хорошо, Мэри Пэт, чем я могу помочь?

– Да вот, хотела узнать, ищете ли вы еще мою дочь.

– Конечно, ищем! Можете сообщить, где она?

На мгновение сквозь огонек в ее глазах мелькает смятение и боль, но только на мгновение.

– Не могу, – говорит Мэри Пэт.

– Тогда для чего вы здесь?

– Мне будет проще ее искать, если я буду знать, зачем она вам – на самом деле.

Бобби выжидающе склоняет голову набок.

– Что молчите? – спрашивает Мэри Пэт.

– Вы и сами знаете, зачем она нам.

– Вам кажется, что она была на той платформе в ночь гибели Огги Уильямсона.

– У нас есть основания посерьезнее, чем просто «кажется».

– Ну хорошо, не кажется. Тогда почему никого до сих пор не задержали?

– Потому что производить задержание без улик и доказательств противозаконно.

– Но людей можно вызвать на допрос.

– А кто сказал, что мы никого не вызывали?

– Если б вызывали, то у вас уже были бы и улики и доказательства.

– Что, правда, вот так все просто? – Бобби с усмешкой выкидывает окурок в траву. – Вашим первым мужем ведь был Дюки Шефтон?

Теперь она склоняет голову набок:

– Я гляжу, вы навели справки.

– Ваш Дюки был джентльменом удачи – и, должен признать, легендарным.

В голосе Мэри Пэт ощущается прилив полузабытой гордости от воспоминаний, каким авторитетом пользовался ее первый муж.

– Это да.

– И он был одиночкой, верно? – уточняет Бобби. – Не работал ни на одну банду?

– Да, он был сам по себе. – Мэри Пэт тоже закуривает.

– Однако, – Бобби выделяет слово голосом, – все равно отстегивал часть добычи Марти Батлеру.

Она пожимает плечами:

– Так уж в Южке заведено.

– «Так уж в Южке заведено…» Что ж, это прояснили. А теперь прикиньте, Мэри Пэт: я вызываю человека на допрос, но не проходит и пяти минут, как в допросную вваливается адвокат и не дает мне вытянуть из подозреваемого ни слова. Что это, по-вашему, значит?

Она долго смотрит на него, перекатывая сигарету между пальцами.

– Значит, что те люди больше боятся не вас, а кого-то еще.

– Вот-вот.

Мэри Пэт задумчиво затягивается и выдыхает несколько дымных колечек, которые одно за другим растворяются в переулке.

– Короче, преступление так и останется нераскрытым?

– Черта с два, – говорит Бобби. – Этого никто просто так не оставит.

– Все потому, что погиб черный?

– Потому, что он погиб на границе Южного Бостона и Дорчестера прямо перед вступлением в силу закона о басинге. Из такого сюжета газетчики выжмут всё до капли.

– Однако до сих пор никого не поймали.

– Потому что пока мы уперлись в стену. Но обязательно ее пробьем, и тогда костяшки домино посыплются.

– Или человеческие кости.

– Не понял.

Мэри Пэт усаживается поудобнее на своем страшном, как смертный грех, корыте, подтягивает к себе одну ногу и обхватывает лодыжку.

– Вы не хуже меня знаете, что если есть хоть какая-то связь с Марти Батлером, то участь Огги Уильямсона разделят все подростки, что были той ночью на платформе.

– Почему именно такая формулировка?

– Какая?

– «Все подростки». Как будто кто-то из них уже не жилец.

Мэри Пэт какое-то время молчит, затем произносит:

– Если Марти Батлер видит, что расходы на твоего адвоката не окупятся, ему легче оплатить тебе похороны.

– Вот, собственно, поэтому мы пока не лезем на рожон.

– Но коли слишком протелитесь – Марти заплатит кому надо, и у них появятся железные алиби, а вы останетесь ни с чем.

– Это риск, да. – Он ставит ногу на крыло ее машины.

– Вы думаете, что моя дочь причастна, а я знаю, что нет. Если сможем узнать правду о произошедшем, я докажу ее невиновность.

– И тогда она перестанет скрываться?

Мэри Пэт на мгновение подается вперед. Как будто душа вдруг покинула ее тело, оставив на капоте лишь пустую оболочку. Затем женщина приходит в себя и едва слышно произносит:

– Да. Тогда она перестанет скрываться.

Все это время Бобби вглядывается ей в лицо самым внимательным образом.

– То есть она все-таки прячется, так?

Мэри Пэт теребит шнурок кроссовки.

– Да, именно так.

– Значит, миссис Феннесси, вам просто нужно набраться терпения.

– Мэри Пэт.

– Наберитесь терпения, Мэри Пэт. Чтобы докопаться до истины, все нужно делать по правилам.

Судя по ее взгляду, она думает, что этим он обманывает не только ее, но и себя.

– А если я сама с ними поговорю?

– С кем?

– С теми, кто не хочет говорить с вами.

– Нет. Даже не думайте.

– Почему?

Бобби показывает на ее руки и лицо.

– Потому что ваши «разговоры» – это «недопустимые доказательства, полученные с применением силы». В суде такие не принимают.

– Только в том случае, – она рассекает воздух сигаретой, – если сотрудник полиции заранее знал, что доказательства получены таким образом.

– Почитываете на досуге юридические справочники?

– Я была замужем за Дюки. Он сумел украсть в этом городе все мало-мальски ценное, что не приколочено гвоздями, и почти ни разу не попался. Он был моим юридическим справочником.

– Что же с ним стало? – спрашивает Бобби.

– Не прогнулся.

– Перед кем?

– Перед кем положено прогибаться.

Продолжая смотреть на собеседницу, Бобби вдруг понимает, что это совершенно одинокий человек, чья жизнь – сплошная череда больших и маленьких травм.

– Миссис Феннесси, пожалуйста,