темы занятия на нём может стоять и человек, и какая-нибудь ваза с фруктами, или вовсе гипсовая голова. Интересно, что будет сегодня?

Вокруг расставлены мольберты. Тут, пожалуй, человек десять-двенадцать собралось. И все мужского пола, не считая их с Полиной. А вот рисовальные принадлежности можно было не брать – какой-то растрёпанный студент уже разносит всё необходимое.

– Здравствуйте, уважаемые вольнослушатели! – возле постамента появился крепкий мужчина с русыми волосами и аккуратной «эспаньолкой», из карманов его зелёного жилета торчали наточенные карандаши. – Меня зовут Орест Максимович Ганеман, я преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Я помогу вам подготовиться к вступительным экзаменам в наше учебное заведение или же просто улучшить ваши навыки рисования, ежели вы ставите перед собой такую цель. В любом случае, надеюсь, наше обучение будет плодотворным и полезным.

Будущие студенты внимали молча и сосредоточенно. Полина грызла карандаш.

– Разумеется, у каждого из вас уже есть уровень базовой подготовки, – продолжал Ганеман. – Но мы всё же начнём с азов. Академический рисунок является одной из базовых составляющих художественного образования. На его основе вы должны понимать объём, пространство и законы гармонии, создавать целостные и законченные композиции на заданном формате. Основа профессиональной культуры любого художника – это рисование с натуры. Мне хочется познакомиться с вами поближе и оценить уровень ваших умений. Поэтому сегодня мы начнём с самого сложного и одновременно самого простого – фигуры человека. Зиночка, прошу вас.

Из боковой двери вышла невысокая хрупкая натурщица-шатенка – босиком, в одном лёгком халатике. Буквально на цыпочках она пробежала в центр, одним движением сбросила накидку и вспрыгнула на постамент. Закинула левую руку за голову, а правую ногу присогнула в колене.

– Можете приступать, – предложил Орест Максимович. – Смена позы через пятнадцать минут.

Ох. Соня почувствовала, как щёки предательски заливаются краской. Нет, разумеется, она знала и видела в мастерских и студиях, что художники рисуют обнажённую натуру, но чтобы вот так оказаться в центре событий, да ещё и в компании молодых мужчин…

Хорошо всё-таки, что тут подготовленная публика. Вон, все работают, увлечённо шуршат карандашами. Никто не косится и не хихикает. Соберись, Соня.

Она украдкой взглянула на новую подругу. Та сидела с прямой спиной, губы были плотно сжаты, а глаза сверкали нехорошим блеском. Ещё немного – и из них посыплются искры. Ой, что-то сейчас будет.

– Возмутительно! – вскочила Полина и с хрустом переломила карандаш. – Ты! – указала она на Зиночку. – Ты личность, а не вещь! Почему ты им потакаешь? Надо уважать себя, а не раздеваться по прихоти мужчин! Это дискриминация, я протестую!

Зиночка, к её профессиональной чести, не дрогнула ни одним мускулом и продолжала улыбаться, застыв в прежней позе.

– Мадмуазель Нечаева, если не ошибаюсь? – Ганеман возник возле возмущённой Полины и махнул рукой остальным ученикам. – Продолжайте работать, не отвлекайтесь.

– Вы шовинист! Вы её используете! – Полина чуть сбавила тон, но не градус негодования, и переключилась на учителя. – Женщина – не объект вожделения, не бездушный предмет! У нас тоже есть права!

– Полина, прежде всего, мы здесь художники, независимо от пола, – тембр у Ганемана был мягкий и успокаивающий. – А для художника любой объект рисования по сути есть предмет – будь то человек или горшок. Нам важны фактура, цвет, форма, игра света, объём, понимаете? Или вы предпочли бы натурщика-мужчину?

– Я не знаю, – смягчилась девушка, спокойный тон преподавателя её немного умиротворил. – Меня возмущает, когда с женщинами обращаются вот так – будто они куклы без характера и силы воли.

– Понимаю, у вас есть политические взгляды, я это уважаю. Но здесь принято политику оставлять за дверью и заниматься исключительно творчеством. Вы ведь пришли выразить себя в рисовании, так?

– Так. Но я не хочу рисовать обнажённую натуру. Мне претит это задание.

– Может быть, я смогу предложить вам особенное, персональное упражнение?

«А он молодец, – подумала Соня. – Сразу понял, что ей надо отличаться от всех».

– Какое? – заинтересовалась Полина.

– Скажите, что вы чувствуете, глядя на эту девушку на постаменте?

– Гнев. Ярость. Злость. Несправедливость.

– Нарисуйте это. Не рисуйте девушку. Нарисуйте свои эмоции, чувства. Как хотите, как видите. Сможете?

– Пожалуй, да, – Полина нахмурилась и прикусила губу.

– В выборе средств самовыражения я вас не ограничиваю. Творите. Анисим! Покажи барышне, где у нас краски, уголь, кисти и выдай, будь добр, ей фартук. Продолжаем работать. Смена позы через восемь минут!

Тот же растрёпанный бледный студент недовольно принёс Полине плотный фартук, и через минуту она вернулась на своё место, нагруженная тюбиками и кистями.

В аудитории вновь воцарилась тишина. Лишь шелестели карандаши и мягко ступали ботинки Ореста Максимовича, который неспешно переходил от мольберта к мольберту.

* * *

Соня прекрасно понимала, что её собственные художественные способности ниже среднего, так что особенно не старалась. И всё же по истечении часа Ганеман озвучил пару одобрительных эпитетов в адрес её рисунков. В принципе, для каждого ученика у него нашлось благожелательное слово или поощрительный кивок. Преподаватель неумолимо продвигался к самой непредсказуемой ученице.

Там всё это время творилось нечто необъяснимое. Полина то хватала мелки и уголь, то махала кистью, стремительно смешивая цвета. Потом размазывала краски уже пальцами, с сосредоточенным выражением лица. Во все стороны шлёпались капли, сыпалась угольная крошка. Некогда чистый фартук и частично сама Полина были в цветных пятнах. Разобрать, какое изображение там выходит, было невозможно. Соню буквально рвало на части от любопытства.

Орест Максимович дошёл до мольберта барышни Нечаевой и остановился. Вид у преподавателя был задумчивый.

– Что ж, поздравляю, Полина. Вам удалось передать предмет беспредметно.

Заинтересованные ученики столпились вокруг. Соня, само собой, тоже заглянула.

Больше всего произведение напоминало взрыв. Полотно, поделённое вертикально напополам, слева отливало небесной лазурью, справа – непроглядной тьмой. Посередине – вспышка красного, разлетающиеся от центра брызги. Кажется, где-то угадывались глаза. Или зубы?

Картина, безусловно, производила впечатление. Было в ней что-то гипнотическое и немного пугающее. Ученики скупо обменивались мнениями, не решаясь громко и радикально высказывать критику. Желающих стать новой целью буйного нрава барышни не нашлось. Художница выглядела крайне довольной.

– Полина, за той дверью есть умывальник, можете привести себя в порядок, – предложил Ганеман. – Благодарю всех, вы молодцы, жду вас на следующем занятии.

Юноши быстро покинули класс, и Соня осталась одна, если не считать того самого студента-помощника. Анисим, кажется?