— Ты что, все их прочитал?

— Ну, — сказал Василий.

Но Маша ему не поверила. С сомнением уставилась на томик Тендрякова.

— Ты зачем сюда ходишь? — прошипела она.

Василий видел, что девушка прогневана не на шутку, и решил больше не врать. Да и смысла нет — врать и скрывать. Что они, в самом деле, тургеневские барышни? Все же очевидно.

— Ну, к тебе хожу, — ответил Василий, пожимая плечами. Подумаешь, допрос с пристрастием ему тут учиняют! Сама бы уже давно догадалась…

— Ах, ко мне? — метала молнии Маша. — А я-то уж думала, ты действительно в общество книголюбов хочешь вступить.

— Не понял, — добродушно усмехнулся Василий.

— Вот что я скажу тебе, Вася, — веско произнесла Маша. — Ты сюда больше не ходи. Понял? Не ходи. Не верю я, что ты книжки читаешь. Хочешь, совет тебе дам? Ищешь себе невесту — присматривай на выпускных балах в школе. А то нарвешься… на порченую. И будешь потом права качать и рассказывать пьяным дружкам, как обидели тебя.

Василий не вполне понимал, откуда возникли у Маши подобные обвинения. Повода вроде бы не давал. Обращался со всем уважением. Не то, как другие: угостят водкой, сводят в кино, расскажут, какого налима поймали, — и в койку тащат, а наутро едва вспомнят, как такое вышло. Нет, он же понимает: завоевать такую женщину, как Маша, — это труд почище нефтедобычи. Нужно в душу к ней заглянуть, интересы ее понять. Нравится ей выдающийся поэт современности Роберт Рождественский — значит, надо прочитать стихи этого самого Роберта. Ничего, кстати, читать можно. Да кто еще ради женщины на такую жертву добровольно пойдет? Маше бы сообразить уж, что намерения у Василия очень серьезные.

Но нет, обижается за что-то и его обидеть хочет… Ладно. Мы понимаем, у женщин то и дело возникают в жизни трудности. У них вообще судьба тяжелая. Тяжелее, чем у мужиков. Хотя живут они дольше, этого не отнимешь — статистика. И в газете «Труд» писали. Василий ушел печальный, не попрощавшись.

Маша уселась за стол, поджала губы, раскрыла регистрационную книгу.

Из-за стеллажей вынырнула Вера.

— Ой, Машка, ты зачем Василия прогнала? Он же к тебе со всей душой, а ты…

— А я боюсь, когда ко мне со всей душой, — вскинулась Маша.

Вера помолчала, а потом лукаво улыбнулась.

— Ну хорошо… И каким он должен быть?

— Кто? — не отрываясь от тетради, спросила Маша.

— Кто, кто… Герой твой.

— Не знаю, есть ли он вообще… — Маша вдруг задумалась, опустила подбородок на ладонь. А в самом деле, почему бы и не помечтать? — Я бы хотела, чтобы он был чутким… — начала она, делая долгие паузы между словами. — Сильным… И чтобы любил меня — такую, какая я есть… — улыбнулась она наконец. — Несмотря ни на что!

Вера помогла ей спуститься с небес на землю.

— Да, подруженька, я смотрю, ты книжек начиталась…

Маша вздрогнула, как будто очнулась от сна.

— Да, правда. Что-то я размечталась. Ты иди, Вера, иди. Тебя Варька ждет, я ее в окно видела.

Вера быстро оделась, обмоталась теплым козьим платком, выскочила на крыльцо. Варя как раз церемонно прощалась с каким-то молодым человеком.

— Варя! — крикнула Вера, сбегая по ступенькам. — Идем!

На бегу она схватила сестру за руку, потащила с собой. Варя едва успела послать Степану последнюю обворожительную улыбку.

— Жду у входа в кинотеатр за полчаса до сеанса! — сказал Степан.

— Ага! — ответила Варя.

— Дура ты, Варька, — прошипела Вера. — Моего примера тебе мало? Ты зачем с пришлыми романы крутишь? Бросит он тебя да еще на весь Междуреченск ославит… Надо тебе это? Надо?

— Верка, пусти, больно! — Варя вырвала руку. — Что с тобой? Из-за этого хмыря убиваешься?

— Ничего я не убиваюсь.

— Со мной плохого не случится, — уверенно произнесла Варя.

— Это почему еще? — подозрительно нахмурилась Вера.

— Потому что я везучая… — Варя расхохоталась. Ее звонкий смех звучал как колокольчик, а у Веры сердце сжалось от тяжелого предчувствия. «Везучая», надо же! Была бы постарше — помнила бы, какое у них было детство… сплошное везение. А брат Глеб заботился о сестрах, как умел. Только умел он плохо. Теперь приходилось это признавать…

«Да что я в самом деле, — подумала Вера с досадой. — Впрямь как в каменном веке. А Гагарин уже в космос полетел».

Она подняла голову и долго вглядывалась в белые тяжелые облака, закрывшие небо. Как будто пыталась разглядеть там, за пеленой облаков, летящего высоко-высоко в космосе Юрия Гагарина с его чудесной, уверенной улыбкой. Каким должен быть он, твой герой? Да вот таким, как Гагарин. Добрым. И чтобы любил. Такую, как есть.

— Идем уж, — повторила Вера, но уже без всякого ожесточения.

Постепенно подступала зима. На большую землю ушел последний паром — навигация закончилась. С этим последним паромом уехал приезжий парень, Денис, журналист из Москвы. Бойкий такой, везде нос успел сунуть. Отправился в путь последний танкер с междуреченской нефтью. Зима стискивала людей, зажимала их в коконе. Теперь сообщение будет только воздушным. Буров сильно озабочен был строительством зимника. Каждый день ездил на стройку, и следил, и проверял, и давал нагоняи, и сам за лопату брался — воодушевлял примером. Пару лет жизни отдал бы за железную дорогу… Впрочем, наверное, он их и отдал — эти годы жизни, пока «горел на работе». Не пустые это слова, совершенно не пустые…

Между тем начались и новые заботы. В Междуреченске все чаще происходили случаи хулиганства: драки, антиобщественное поведение. Конфликты между местными и приезжими обострялись. Случилось ровно то, что предвидел Буров, когда давал нагоняй разборчивому жениху, Виталию Казанцу. На нефтяников совершались нападения — обычно «кодла» из пяти-семи человек атаковала одного-двух и била, не разбирая, пока драку не разгоняли. Все это подавалось как «месть» за поруганную честь Веры Царевой. Хотя — и Дорошин с Буровым не закрывали на это обстоятельство глаза — все было гораздо хуже. Междуреченск — это все-таки Сибирь. Здесь в каждой второй семье кто-нибудь сидит. И многие из «резвящегося молодняка» непременно сядут в тюрьму. Дело такое же обыденное, как служба в армии. Чему быть — того не миновать. Как бы элемент обязательной программы взросления местного жителя.

— Народные мстители, чтоб им провалиться, — ворчал Буров. — Делать что будем?

— Не знаю, — говорил Дорошин. — Милиция бездействует.

— Естественно! — фыркнул Буров. — Милиция тоже человек; здесь все повязаны родством.

— Будем создавать ДНД, — предложил Дорошин.

Еще одна головная боль… А мешкать нельзя: если нефтяники решат поквитаться за избитых своих, то кончится кровью. Буров не обольщался: у него работали очень и очень разные люди. Тот же Вася Болото — он, конечно, передовик производства и сознательный товарищ (говорят, записался в клуб книголюбов), а все же бывший боксер и человек с очень непростым характером. Большую часть жизненных проблем Василий решает путем сжатия кулака. Если проблема не решается, то кулак отправляется в полет до встречи с целью. После этого проблема, как правило, решается.