И всякий раз делает очередные выводы.

Когда я перешла от еды к нежному, ванильному чизкейку, Беркут, наконец-то, заговорил более длинными предложениями, нежели «вот это попробуй», «давай доложу», «держи чай».

– Тебе у меня нравится? – мне показалось, что он начал издалека, чтобы подвести беседу к какому-то более важному, существенному вопросу.

– Да. У тебя, правда, здорово.

– Ты успокоилась?

– Не то слово. А где Риан?

Я вдруг поймала себя на том, что не задумывалась, где мой сын и что с ним. В полной уверенности, что под защитой Беркута ему совсем ничего не грозит.

– Твоя тетя решила собрать его по-серьезному. Моим ребятам помочь не дала. Так что за ним заедут… – Беркут взглянул на часы. – Уже заехали. Через час примерно они с Майей уже будут тут. Надеюсь, ты не переживала?

Я повела плечом и призналась, как на духу.

– Почему-то я искренне поверила, что ты убережешь моего сына от злодеев и даже не переживала.

– Почему-то? – прищурился Беркут.

– Да.

Он откинулся на спинку стула и изучал меня, молчал, только продолжал щуриться.

Казалось, Беркут хочет сообщить мне нечто важное. Но то ли не знает – как, то ли сомневается – стоит ли вообще это делать. От этого вывода мне стало немного не по себе, и я взволнованно спросила:

– Что-то не так? С теми ублюдками? Не все гладко?

Беркут мотнул головой и опять провел рукой по волосам.

– Все хорошо. Более чем. Процесс идет. Ублюдки сейчас не опасны. Если их не выпустят под залог, можно забыть о них навсегда.

– А их дружки?

– Мы на них столько нарыли, что они даже не сунутся.

– Вы уверены?

– Да.

Беркут словно собирался сказать что-то еще. Но остановился. Опять буравил меня пронзительным взглядом, ковыряясь в каждом мускуле лица в поисках каких-то ответов.

– Э-э-э… А когда решится вопрос с залогом?

Беркут сжал кулаки, разжал и раздраженно выбросил салфетку, которая после его движения превратилась в мятую тряпицу, к тому же еще и влажную. У него на нервах вспотели руки? Почему? Я не понимала.

Всматривалась в глаза Беркута, его лицо, и пыталась разобраться, что происходит.

Расстроенным или испуганным он не выглядел. Скорее слегка обескураженным, оглушенным, я бы сказала. И мне даже в голову не приходило, что может довести этого железного мужчину до такого необычного для него состояния.

Губы Беркута слегка поджались и вытянулись в жесткую линию. Брови сдвинулись к переносице.

– Я не понимаю. Что не так? – спросила я, усиленно пытаясь разгадать этот ребус и одновременно ежась от страха.

Да что происходит, черти забери?

– Аля. Я ведь сказал, что ты под защитой. Твой сын и подруга тоже. Что заставляет тебя сомневаться?

– То как ты реагируешь на мои вполне естественные расспросы!

Да. Я тоже умею идти напрямик и никуда не сворачивать с темы диалога.

Беркут поморщился, насупился и выдержал паузу.

Налил себе соку. Я уже поняла, что это был его способ протянуть время и все, что нужно, хорошенько обдумать. И если раньше Беркут расслабленно потягивал напиток, теперь он глушил стакан за стаканом, как и в нашу первую встречу. И это опять же наводило меня на мысль, что в голове этого мужчины усиленно идет какой-то важный мыслительный процесс.

– Залог… – спустя какое-то время протянул Беркут. – Нам еще не назначили судебное заседание. Вероятно, через неделю или две.

– А пока эти гады будут под стражей?

– Конечно! – Беркут сказал это с таким облегчением, словно самый пик риска нашего диалога пройден и можно слегка отпустить удила.

Хм… Интересно. И непонятно…

Заседание и арест гадов. Заседание… арест…

Что такое между ними, что заставляет мозг Беркута превращаться в машину для вычисления моих реакций?

Что между этими двумя темами так его задевает? Напрягает?

* * *

Беркут

– А давай я пока покажу тебе фронт работ? – вырулил на другую трассу беседы Беркут.

Аля кивнула и медленно встала, все еще поглядывая на него с затаенным вопросом.

Да, мать твою! Он не в своей тарелке! Потому что пришлось ей солгать.

Вообще-то Беркут заготовил целый каскад вопросов, чтобы подвести Алю к главной теме – как ей хорошо у него, с ним и вообще зачем отсюда уезжать.

Но почему-то спасовал в самом начале.

В мозг ввинчивалась мысль «Что, если она скажет, что уедет?», «Что, если она все равно захочет уехать?»

У Беркута не оставалось ни времени, ни аргументов, чтобы это исправить.

И он скормил Але ложь под чай с шиповником и чизкейк.

Поэтому ему срочно требовалось отвлечься и ее отвлечь от неприятной темы.

Врать ласточке было все равно, что врать матери, которая тебя ждет и любит, что не можешь приехать по причине большой занятости. Тогда как, на самом деле, ты просто не хочешь сейчас с ней общаться. Не то настроение, не тот случай.

Беркуту требовалось забыть о своем поступке и перевести внимание Али на что-то другое, пока вина грызла изнутри, обильно поливая все ядом раскаяния.

Однако отвлечься получилось на удивление быстро.

Ласточка разглядывала пристройку к дому: стены, высокие потолки, полы и засыпала Беркута вопросами, которые еще ни один дизайнер ему не задавал.

– Скажите, что именно вам нравится в своем доме? Уют? Красота? Эффектность? Утилитарность?

Вы хотите, заходя сюда, релаксировать или, наоборот, собираться для дел?

Какие цвета в одежде вы предпочитаете?

Многие ее вопросы Беркут просекал сразу и даже удивлялся – почему другие дизайнеры подобным ни разу не интересовались. Другие же оказались ему внове.

А еще ему очень нравилось наблюдать за тем, как Аля работает. Было в ней что-то такое, чего он раньше не видел ни у кого на службе. Лицо светилось, задумчивое выражение сменялось искренне заинтересованным. Слабая улыбка то и дело мелькала на губах.

Беркут прямо залюбовался.

И если раньше он четко понимал – хочу ее. То теперь он понимал еще: Какая же она! И слов дальше не находилось. Только грудь распирало от эмоций, а руки сами собой просились, чтобы обнять Алю. Погладить. Просто взять за руку.

Вот уж никогда не подумал бы Беркут «все под контролем», что можно испытать потребность в таком контакте. Желать этого даже больше, чем выгодной сделки!