Не веря собственным ушам, Горгид раскрыл рот.

— Но он ранен… Может, лежит где-то умирающий… Конечно же, он страдает, — сказал грек, коснувшись бурых пятен на одеяле. — Неужели вы оставите его в руках врагов?

Если Гуделин и был смущен, то никак не показал этого.

— В любом случае я не собираюсь лезть к ним в лапы и бросить на произвол судьбы миссию, ради которой меня сюда послали.

— Чернильная душа прав, — сказал Скилицез. Вид у него был такой, словно это признание оставило во рту горький привкус. — Безопасность Империи выше жизни одного человека. Любого человека. Твой соотечественник — отличный боец. Но он только один. А нам нужны сотни.

Никто из видессиан не был близко знаком с Виридовиксом. Горгид повернулся к Аригу. Аршаум был дружен с галлом — они провели вместе почти два года.

— Но ведь Виридовикс — твой друг!

Ариг потянул себя за ус. Он был явно смущен прямой просьбой. Личные узы значили для кочевника больше, чем для имперцев. Но Ариг был сыном кагана и понимал, что такое нужды государства.

— Это печалит меня… Боюсь, я не смогу помочь. Крестьянин говорит правду. Я должен думать о клане — сначала, а о себе — потом. Вридриш — не такая простая добыча. Он еще может освободиться сам.

— Будьте вы все прокляты, — сказал Горгид. — Если вам плевать на вашего товарища, то пустите меня. Мне он все еще дорог. Я сам пойду на поиски.

— Хорошо сказано, — тихо проговорил Ариг.

Несколько солдат Псоя эхом повторили слова аршаума. Взбешенный, Горгид даже не расслышал. Он бросал свои вещи в мешок.

К Горгиду подошел Скилицез. Положил ему на плечо свою сильную руку. Тот выругался и попытался высвободиться, но видессианский офицер был куда сильнее грека.

— Дай мне уйти, ты, проклятый богами олух!.. Какое тебе дело до меня? Я ухожу на поиски моего друга. Я нужен вам не больше, чем он.

— Ты же мужчина, а не ребенок, — мягко произнес Скилицез. Упрек был сделано умело и сильно задел грека — тот всегда гордился своей логикой.

Скилицез обвел рукой всю линию горизонта.

— Иди на поиски Виридовикса. Иди. — Как и Гуделин, Скилицез произносил имя галла очень тщательно. — Если хочешь, уходи. Но только куда ты пойдешь?

— Почему?.. — начал было грек и остановился в замешательстве. Почесал подбородок. Борода, оказывается, была весьма ценным подспорьем в затруднительных размышлениях. — Что говорят ваши донесения? Где сейчас Авшар? — спросил он наконец.

— Был к северо-западу от нас. Но эти новости уже могли устареть. Им несколько недель. Сейчас они, вероятно, ничего не стоят. Ты видел, как быстро передвигаются кочевники. Ни один закон не позволит проклятому князю-колдуну остаться с каким-либо кланом надолго.

— На северо-западе? Что ж, этого достаточно.

— Так ли? Я видел тебя в деле. У тебя нет опыта. Ты не умеешь находить следы и тропы. Да и дождь оставит тебе не слишком много примет, — безжалостно сказал Скилицез. — Даже если ты каким-то чудом догонишь своих врагов… Ты что, такой могучий воин и одолеешь их всех в одиночку? Разве этот меч поможет тебе? Ты вообще носишь его в мешке, а не на поясе!

Горгид остановился. Скилицез прав. Он и не подумал о гладии, который дал ему Гай Филипп. Засунул оружие в мешок между свитками. Впервые за много лет грек хотел бы владеть оружием. Было унизительно даже подумать о том, что он не сможет остановить какого-нибудь грязного варвара, который захочет насладиться его мучениями и смертью.

Горгид перерыл мешок и сердито бросил на землю гладий. Логика Панкина Скилицеза была несокрушимой.

— Что ж, тогда на запад, — произнес грек, испытывая ненависть к самой горькой необходимости этих слов. Ананке, подумал он. Жизнь — самый жестокий повелитель.

Скилицез протянул ему руку, сочувствуя, но грек не ответил на пожатие. Вместо этого он сказал:

— Продолжай учить меня рубке на мечах, хорошо?

Офицер кивнул в знак согласия.

В мыслях Горгид издевался над собой, как только мог. Он оставил Видесс и отправился в степи, чтобы стать историком. Он хотел резко изменить свою жизнь. Да, вот уж что ему удалось. Да так, как он даже и не ожидал. Все то, что он выбросил из своей жизни давным-давно — женщины, оружие, — все они поджидали его в степи. И он нашел их в изобилии. Да, все, что угодно. Только не история, ради которой он, собственно, и предпринял путешествие. Смешно, но сейчас Горгида это не особенно беспокоило.

Дождь все лил и лил с равнодушного неба.

Отступление проходило лучше, чем Марк мог даже надеяться. Одержав победу, намдалени предпочитали преследовать разрозненные группы беглецов. Они вовсе не рвались дразнить большой, хорошо вооруженный и организованный отряд римлян. Несколько раз конники пытались было одолеть легионеров наскоком, но быстро отказывались от своей затеи и отправлялись на поиски более легкой добычи.

— Трусы получают по заслугам, — заметила Неврат, проходя мимо тела видессианина, лежащего с копьем в спине. В ее голосе звенело презрение. Неврат билась плечом к плечу со своим мужем. Колчан ее был почти пуст, сабля окровавлена. На лбу краснела ссадина от камня, задевшего ее, к счастью, только рикошетом.

— Да, такова награда за бегство без всякого порядка, — согласился Гай Филипп. Поражение не слишком огорчило старшего центуриона. В своей долгой жизни он не раз уже переживал и победы, и разгромы. — У поражения есть свои пути, как есть они и у победы. Мои ребятки неплохо бились у Сукрона, хотя тогда нас побили. Да и в битве под Тусцией — тоже. Разбили бы мы этого мальчишку наголову и отослали бы в Рим, не появись старуха так не вовремя… — Гай Филипп улыбнулся при этом воспоминании.

— Старуха?.. Мальчишка?.. — Неврат недоуменно посмотрела на него.

— А, девочка, все это было много лет назад, в той земле, откуда мы все родом… Видессиане, знаешь ли, не единственные любители помахать мечами и затеять гражданскую войну… Что ж, тогда я выбрал проигравших.

— Так ты был с Серторием? — спросил Марк. Он знал, что старший центурион принадлежал к партии Мария. После того как Сулла разгромил последних приверженцев Мария в Италии, Квинт Серторий отказался уступить победителю Испанию. Местные жители и иберийские племена присоединились к нему. Серторий вел жестокую партизанскую войну целых восемь лет, пока не был предательски убит одним из своих офицеров.

— Ну да. Что с того? — вызывающе спросил Гай Филипп. Раз приняв чью-либо сторону, он сохранял ей преданность навсегда.

— Да нет, ничего, — отозвался трибун. — Должно быть, хороший был солдат, раз выстоял против Помпея Великого.

— “Великого”? — Гай Филипп сплюнул в дорожную пыль. — Великого по сравнению с кем? Я уже говорил: если бы Метеллий не спас свое сало под Тусцией, то Помпей до сих пор бегал бы от нас. Если бы смог, конечно. Ты знаешь, что мы его там ранили?