главное — ты горишь рядом с Матвеем, как со мной никогда не горела, и я за тебя очень рад. За вас обоих.

— Это что…благословение? — усмехается брат, хотя в глазах горит благодарность, на которую я тоже отвечаю мягкой улыбкой.

— Типа того. Попробуете построить что-то, но не здесь. Вам просто не дадут житья, поверьте моему опыту. Даже если я куплю все статьи о вас, это ничего не поменяет. Если только Лили готова отказаться от Москвы…?

— Да! — выдыхает, после роняя слезы на грудь, но не печальные — напротив счастливые.

Черт, я ее такой действительно никогда не видел…Еще одно подтверждение: ради меня она ни за что не отказалась бы от Москвы. Даже грустно немного, но когда она обнимает Матвея за шею, становится теплее.

— Ли, наладь отношения с тетей, — говорю напоследок, расцепляя парочку, — Тебе это нужно. Прекрати вести себя, как ребенок.

— Боюсь, что уже поздно.

— Не попробуешь, не узнаешь. А теперь идите уже, мне от ваших визгов хочется выпить еще больше, чем я осилю.

Они улыбаются еще глупее и счастливее, встают, но у двери она тормозит и оборачивается.

— Макс, ты просил правду? — я бросаю на нее взгляд, а она, помявшись, кивает, но словно самой себе, — Я тебя разлюбила, но не признавала самой себе. Прикрывалась.

— Зачем был нужен тот разговор в кабинете?

— Ты все еще дорог мне, не смотря на мои чувства. Ты всегда будешь мне дорог. Я тебя люблю, но я больше в тебя не влюблена.

— Спасибо за правду.

— Удачной свадьбы.

Да… — усмехаюсь, кивая закрывающейся двери, и снова перевожу взгляд в сторону неба, — Удачной мне свадьбы…

Три месяца назад

Приземление выходит спокойным, хотя я его почти и не помню. Сицилия тоже встречает приветливо, а я не обращаю внимания ни на что — вообще ни на что! — мне плевать. Сердце так сильно бьется, и я постоянно погружен в свои мысли, а единственное, что в них есть — конечная точка маршрута. Со мной Миша. Он выступает фактором контроля, но я сейчас не против. У меня нет желания сопротивляться, лишь бы побыстрее прибыть, и наконец это происходит.

Ачи-Кастелло. Пляж. День. Сегодня достаточно жарко, так что людей много, но это нам на руку. Спасибо отцу, он — наши уши в стане врага, и я ему за это благодарен искренне и от всей души. Никогда бы не думал, что он станет моим спасением, но я здесь только благодаря его информации.

— Пойду, поспрашиваю аккуратно, — тихо говорит Миша, отодвигая свой сок и хмуря брови, — Только не делай глупостей, понял? Без. Глу…

— Без глупостей, я все понял! — огрызаюсь, а сам блуждаю глазами по народу, — Иди уже, даю слово скаута.

Бред. Даже если бы я им и был когда-нибудь, все равно бы нарушил. Я здесь не для того, чтобы держать глупые обещания, я здесь для того, чтобы вернуть свое сердце обратно.

А оно живо. Она жива. Теперь я знаю точно. Снова спасибо отцу за хлебные крошки. Наверно, он не мог сказать наверняка, пока не увидел Артура, а потом было слишком опасно, но он оставил мне подсказки, которые я долго сопоставлял. Артур смотрел с ненавистью лишь на меня — первое. Второе — мы живы, что, очевидно, не могло бы произойти, случись то, во что нас пытались заставить поверить. Третье — Элай спалился. Я тогда не придал значения, как и тому, как Ирис его оборвала, но он сказал: «Забавно это слышать от тебя». И это важно. Он — самый нестабильный и эмоциональный, к тому же брат, который ближе всех, как бы они к друг другу не относились. Он — самое важное звено. И он не сдержался. Амелия не могла ему рассказать до того, как сбежала, только после смогла бы его во все посвятить. А он знал обо мне, о нас, он все знал. Они все всё знали.

Она — жива.

Я знаю, чувствую это. И знаю, что она где-то здесь.

Снова прохожусь взглядом по набережной с диким волнением, пока вдруг не вижу светлую макушку. Словно планета сошла с орбиты — в этот момент, весь мой мир померк и сжался до размеров одной девушки. Она сидит под деревом на скамейке, пока мимо носятся дети. Я не вижу ее лица, но точно знаю — это она. И меня несет. Нет, серьезно. Ноги сами уводят меня из бара, мимо толпы людей, дальше — к ней.

Я почти рядом, но вдруг меня толкают за небольшое здание и прижимают к стене. Это Миша, и сила его никуда не делась. Мощной рукой, предплечьем, он упирается мне в грудь, а сам зол, как черт.

— Что я сказал о глупостях?!

— Отпусти!

— Макс, закрой рот и не ори! — шипит, приближаясь ближе, — Успокойся!

— Отпусти меня, твою мать! Это она!

— Да! — орет в ответ, но потом понижает голос и шепчет, — Но она не одна…

Тут же, как по команде, слышим наглый голос ее брата. Богдана.

— …Я за этой водой простоял просто огромную очередь. Надеюсь, что ты еще ее хочешь…

— Спасибо.

От ее голоса по телу проходят мурашки, и я больше не пытаюсь вырваться. Застываю. Смотрю во все глаза на нее. Амелия повернула голову в профиль и улыбается, забирая из рук Богдана бутылку. Черт, меня как током дернуло. Хотя нет, не так. Словно по телу прошли тысячи тысяч вольт — вот она правда.

— Поможешь мне встать? — спрашивает, вытягивая руки, а Богдан усмехается.

— Ах теперь ты милая, да?

— Пожалуйста.

— Еще и пожалуйста? Черт, ты не перегрелась здесь?

— Богдан!

— Ну хорошо, хорошо, только не пищи.

Бережно, очень нежно, он берет ее за руки и тянет на себя. На секунду я думаю, что может быть с ней что-то случилось? И я оказываюсь прав. Случилось. Только если секунду назад я думал, что через мое тело прошло столько тока, то как мне описать это чувство сейчас, когда я вижу, что она…беременна?

В голове будто разорвался снаряд. Амелия тем временем гладит живот и усмехается.

— Этот ребенок просто огромный. Нет, серьезно. Он огромный!

— Что же на выходе будет, да?

Рвусь. Резко, но Миша с силой, правда запоздало, прижимает меня к стене обратно. Мотает головой, мол, нет, но как это нет?! Это мой ребенок! Я знаю точно, что мой!

— У меня так болит спина… — стонет она, выгибаясь, потом хмурит брови, а мы с Мишей резко прячемся за стену — они идут в нашу сторону.