Мать смотрела на обоих детей сверху вниз и сверкала глазами. Лоти поняла, что она не примет отрицательный ответ. Меньше всего ей хотелось идти куда-то с матерью, но ради Дариуса, ради их цели, ради своего народа она сделала бы что угодно.

Мать развернулась и быстро пошла прочь, а Лоти и Лок поплелись за ней. Она петляла в толпе и вела их бог знает куда.

Гвендолин лежала свернувшись калачиком на жёсткой земле Великой Пустоши, без сна, в ожидании нового утра в пустыне. Небо окрасилось алым, и первое из солнц, такое огромное, будто занявшее собой всю вселенную, начало свой восход. Его свет придавал безлюдному пейзажу дополнительный драматизм. А вслед за светом поднялась и жара.

Крон, устроившийся у неё на коленях, ёрзал и поскуливал во сне. Он один согревал её морозными ночами. Гвен тоже не могла лежать спокойно, но из-за боли – на её теле ещё не зажили царапины, оставленные пылевиками.

Рядом на земле спали Стеффен с Арлисс, Кендрик с Сандарой, Иллепра с малышкой – у всех, кроме Гвендолин было к кому прижаться. В такие моменты она больше всего скучала по Тору и готова была отдать жизнь, только бы взять Гувейна на руки. Казалось, кто-то решил отнять у неё все радости мира.

Гвен открыла глаза и вытерла стряхнула с век прилипшую за ночь красную пыль. Она так и не поспала, а, как и в большинство ночей в Пустоши, до утра провертелась, мучимая тревогами за свой народ, за Торгрина и за Гувейна. Быстро, чтобы никто не увидел, она смахнула набежавшие слёзы. Большинство её людей ещё спали, и именно в такие моменты предрассветной тишины и неподвижности она позволяла себе плакать, скорбеть о своих утратах и о невесёлом будущем, ждавшем впереди. Спрятавшись от чужих взглядов, она могла пожалеть себя.

Но это была всего лишь минутная слабость. Она вытерла лицо и поднялась, напоминая себе, что такая жалость не принесёт ничего, кроме вреда. Она должна была быть сильной, если не ради себя, то ради других.

Гвен окинула взглядом сотни своих подданных, растянувшихся вокруг неё. Там были Кендрик, Стеффен, Брандт и Атме, нёсшие Аргона, Иллепра с младенцем, Абертол, Стара и дюжины рыцарей Серебра. Сколько дней они уже были в пути? Она потеряла счёт времени. Её предупреждали, что в Великой Пустоши такое случается.

Это был один бесконечный переход, во время которого они углублялись всё дальше и дальше в голую пустыню, без единого видимого ориентира. Болезненное однообразие. Припасы были совсем на исходе, и её люди слабели, болели и ожесточались всё больше. За день до этого – или за два, Гвен не могла вспомнить – они понесли первую потерю, старика, который просто рухнул на ходу. Его пытались поднять, но он умер мгновенно. Никто не знал, стала ли причиной смерти жара или голод, обезвоживание или сердечный приступ, укус насекомого или какая-то неизвестная местная болезнь.

Гвендолин услышала, как что-то крадётся, и, обернувшись на звук, увидела огромное чёрное насекомое в жёстком панцире, с длинным хвостом и ещё более длинной головой. Оно остановилось, подняло передние лапы и зашипело.

Гвендолин застыла от страха. Насекомое выгнуло шею, посмотрело на неё своими сверкающими глазами и выпустило длинный язык. Она почувствовала, что оно готовилось напасть. Один из её подданных уже умер от похожей твари, и Гвен видела, как это было ужасно. Если бы она стояла, то смогла бы раздавить гада ботинком, но он застал её врасплох, ранним утром, сидящую и беззащитную. И ей некуда было спрятаться.

Гвен огляделась, и увидела, что все остальные ещё спали. Её прошиб пот от мысли, что она может умереть такой страшной смертью. Она начала медленно отползать, но насекомое подкрадывалось всё ближе. Внезапно оно раскрыло половинки своего панциря, и Гвен поняла, что сигнал к броску.

Послышалось рычание и звук скребущих землю лап, и, как только насекомое взмыло в воздух, Крон, всё это время наблюдавший и выжидавший, вдруг прыгнул вперёд, рыча, и схватил насекомое в воздухе в паре дюймов от Гвендолин. Тварь извивалась во пасти у Крона, пока тот не сжал челюсти. С пронзительным вскриком она наконец сдохла, обмякла, и из неё потекла зелёная слизь.

Крон выплюнул безжизненную скорлупу на землю, а Гвендолин подбежала к нему, чтобы обнять. Она гладила его и целовала в лоб, а он скулил и тёрся о неё головой.

"Я твоя должница, Крон", – сказала она с благодарностью. "Я обязана тебе жизнью".

Гвен услышала детский плач, обернулась и увидела, что Иллепра тоже проснулась и держит на руках маленькую девочку, которую Гвен спасла на Верхних островах. Иллепра устало улыбнулась в ответ.

"Думала, я одна не сплю", – сказа Иллепра улыбаясь.

Гвен покачала головой.

"Она не даёт мне спать", – добавила Иллепра, глядя на малышку. "Она не спит. Бедняжка так проголодалась. У меня сердце разрывается".

Гвен внимательно посмотрела на спасённую когда-то малышку, и её пронзило острое чувство вины.

"Я бы отдала ей свою еду, – сказала Гвен, – если бы она у меня была".

"Я знаю, моя королева", – ответила Иллепра. "Но кое-что ты всё же можешь ей дать".

Гвендолин удивлённо подняла брови.

"Имя", – пояснила Иллепра.

"Можно мне подержать её?" – спросила Гвен.

Иллепра улыбнулась, подошла и положила на руки поднявшейся Гвен. Она крепко прижала её к себе и начала качать. Малышка наконец затихла и своими прекрасными огромными голубыми глазами заглянула в глаза Гвен. Казалось, она успокоилась, и Гвен тоже чувствовала себя умиротворённо с ней на руках. Ей даже на миг показалось, будто она качает Гувейна. Они были почти одного возраста.

Эта мысль заставила её расплакаться, и она быстро отвернулась, чтобы вытереть слёзы.

Гвен очень хотелось назвать девочку, но сколько бы она ни смотрела ей в глаза, в голову ничего не приходило. Имя не придумывалось.

Она с грустью отдала ребёнка назад Иллепре.

"В своё время", – понимающе сказала та.

"Однажды, – обратилась Гвен к девочке, прежде чем выпустить из рук, – когда мы покончим со всем этим, мы будем проводить много времени вместе. Ты познакомишься с моим сыном, Гувейном. Вы будете вместе расти, станете неразлучны".

Гвен давно решила, что будет растить девочку, как свою дочь, но в глубине души она сомневалась, что они доживут до того времени.

Гвен хотелось дать ребёнку пищу, молоко, воду – всё, в чём она нуждалась. Но у неё ничего не осталось. Её люди таяли на глазах, да и сама Гвен нормально не ела уже много дней, отдавая большую часть своего пайка малышке и Крону. Она не была уверена, что её люди найдут силы ещё на один день похода. Предчувствие подсказывало, что нет.

Солнце поднялось выше и все её подданные начали просыпаться. Вскоре лагерь уже оживлённо готовился к новому дню. Она молча пошла вперёд, не теряя ни минуты из-за усиливавшейся жары, и оборванная процессия двинулась за ней, направляясь глубже в пустоту.