– Найти бы нам кольцо, все бы стало как надо. Я тебе говорила уже – никому не под силу воевать с Судьбой.

– Выйди, Лили, – сказал Беньямин, глянув на ее бледное лицо. – Подыши свежим воздухом. – Девушка выбралась на улицу, а он повернулся к Гудрун. – Я думал, хозяин велел не давать ей неприятных задач.

– Неприятных? Готовить нам на ужин славного лосося? У нее ничего толкового все равно не выходит.

– Может, ее научить надо.

– Такой простой работе – рыбу почистить? Ерунды не говори.

– Кроме всего прочего, она еще и несвежая, – заявил Беньямин. – Смердит до неба. Где ты ее взяла?

Гудрун пожала плечами.

– Кто-то принес прямо к двери. Нет у меня времени каждый день бегать на рынок. И с чего бы я бегала, когда в доме двое молодых? – Она подняла крышку с кастрюльки и уставилась на булькающее содержимое.

– Я это закопаю. – Беньямин сгреб отвратительное месиво в таз. – Нельзя такую дрянь подавать доктору, да и я тоже это есть не буду, точно. – Крышка со звонким лязгом легла обратно на кастрюлю. Гудрун повернулась к нему, уперев руки в боки.

– Ой ли, Ваше фу-ты ну-ты Величество? Ты у нас теперь главный по кухне?

– Будь я главный, Лили бы не посмели давать мерзейшие задания…

Гудрун словно растеряла всю злость. Она рассмеялась.

– Значит, бедная Золушка вас обоих заставила плясать под свою дудку. Может, вы оба еще не так запляшете – и скорее, чем думаете.

Беньямин насупился.

– Что бы это значило?

– Да ничего. Когда бросишь совать нос не в свое дело, пойди начисти медь на входной двери.

– Мне еще картошку кидать. Может, ты сама… – Он умолк, заметив, что Гудрун под своим громадным несколько неопрятным фартуком против обыкновения слишком нарядилась. – Что это ты?

– Займись дверью, – сказала Гудрун. – Вон соль и мука. – Она взялась за бутыль. – Брысь с дороги. Намешаю с уксусом, чтоб получилась паста. Как намажешь, дальше придется попотеть. Фрау доктор Бройер любит, чтоб в именную табличку смотреться можно было. – Гудрун глянула на часы. – А если явится кто, звони в колокольчик и провожай в гостиную.

– Кто явится?

Рот у Гудрун захлопнулся, как капкан. Поскольку ее теперь никак уж не разговорить, Беньямин неохотно принял выданные чистящие средства и устроился на крыльце. Бабья это работа, подумал он и, хотя взялся за порученное привычным манером – желая все сделать бодро и от души, – остро осознавал, что парочка молодых служанок, проходя мимо, хихикает и пихает друг дружку локтями. Наспех придуманная политура для меди почти не снимала пятнистой вуали, предтечи ярь-медянки, со зловредным упорством застрявшей в каждой букве имени Бройера и его титуле. Беньямин ковырял, тер и скоблил, тихо кляня все на свете. Мысли у него болтались вокруг мелкой домашней мести, но затем уплыли в будущее столь блистательное, что все горести забылись.

Услыхав покашливание у себя за спиной, Беньямин дернулся так сильно, что пролил остатки мерзкого снадобья Гудрун. Оно растеклось по ступеням грязно-белым пометом исполинского голубя, почти добравшись до носков на славу начищенных ботинок гостя. Подняв взгляд, Беньямин с ужасом признал востролицего полицейского, отправившего его домой вечером, проведенным в возлияниях со старым другом Хуго Бессером в Леопольдштадте. Хорошо еще, того великана с мрачной рожей, столь грозно нависавшего над Беньямином, не видать: вместо него этого проныру сопровождали крепкий молодой человек в очках и еще один тип, низенький, рыжий и во многих веснушках, вряд ли старше Беньямина, неуклюжий в своем вопиюще новом мундире.

– Инспектор, – пробормотал Беньямин. – Чем могу служить?

– Шеф – инспектор, – поправил его молодой крепыш, суровея лицом. – Шеф – инспектор Кирхманн. – Он вынул из кармана часы и одобрительно кивнул. – Мы пришли повидать фрау Гштальтнер и герра доктора Бройера, ровно по часам, как условлено. Будьте любезны нас объявить.

Его начальник вскинул аккуратную маленькую лапку.

– Минуточку, Брюнн, погодите. Мы с юным Беньямином старые друзья. Может, он сам нам что-нибудь расскажет о загадочной девушке.

– Это о какой же? – переспросил Беньямин, пытаясь выглядеть глубоко растерянным. – А, – сказал он, словно внезапно осененный, – вы про Хедду, судомойку Гроссманов, которая пропала. Чего ж в ней загадочного? Кухарка сказала, уехала домой. Не понравилась ей Вена. Знать, по свиньям соскучилась.

Кирхманн прищурился, но ничего не ответил. Перешагнув через пролитую жижу, красноречиво остановился у двери, и Беньямин, как ему было велено, позвонил в колокольчик, а затем пригласил гостей внутрь. Шеф-инспектор обернулся на пороге и выставил руку, исключая младшего офицера из визита.

– А вы, Штумпф, останетесь здесь и будете наблюдать. К тому ж, возможно, дополнительные расспросы освежат в нашем юном друге воспоминания об интересующей нас фройляйн. – Кирхманн обернулся и ответил на бурные приветствия Гудрун. – А, фрау Гштальтнер, вот мы и встретились. Герр доктор…

Дверь перед носом у Штумпфа закрылась с глухим стуком, и его повело от раздражения. Он выпрямился, но все равно едва доставал Беньямину до плеча.

– У меня есть чем заняться, – объявил Беньямин, берясь за тряпку.

– Да и мне, – сказал Штумпф, извлекая блокнот. Усмехнулся. – Я-то думал, убирать крыльцо и драить медяшку – работа кухарки.

– А мне всегда казалось, что собирать сплетни – это к старым бабкам, – скривился Беньямин, с тихим весельем наблюдая, что рыжевласый служака теперь стоял в луже пролитого чистящего средства, а оно, упрямо отказываясь снимать налет с медной таблички, с гуталином справилось быстро.

Гудрун привела Лили пред очи Йозефа, утверждая, что девушка попросила о встрече с ним, чему Йозеф удивился – в особенности оттого, что, как быстро выяснилось, ни о чем таком Лили не просила. Она, правда, и не противилась – хоть в этом гран утешения, и Йозеф ему обрадовался, – но хватило и ее растерянного вида, ощущения, что ее выхватили из пространства, кое завораживало ее куда сильнее. Легкая дрожь – скорее настороженности, нежели страха – обвила ему спину. Что-то Гудрун замышляет, затевается что-то новенькое. Покамест он терялся в догадках о сути этих замыслов, но в ее теперешнем настроении любое отклонение от привычной колеи требовало разбирательства.

Тем не менее подобные скучные заботы пусть подождут. Перед ним Лили. А раз она явилась незваной, похоже, самое время коснуться темы терапевтического массажа. Йозеф облизнул губы. Размял пальцы, спрятав руки под столом, и старался избегать взгляда на портрет отца, проговаривая про себя, что для неловкости нет оснований. Его намерение – ускорить процесс оздоровления, а нисколько не личная корысть. Из его опыта с Бертой… и другими… Йозеф знал, что наложение рук основательно воздействовало на эмоциональное состояние прекрасного пола, усиливало связь между пациентом и врачом гораздо глубже и выше одних лишь разговоров. И потому он продолжал применять этот метод, независимо от того, какие наветы возводили на массаж его презрительные коллеги, приравнивавшие этот метод к потным процедурам спортивного зала; он не забывал, что массаж применяют более двух тысячелетий, а его действенность признана самим Гиппократом, отцом медицины, а также античным врачом Клавдием Галеном, пространно писавшим о пользе массажа в своем труде «De Sanitate Tuenda»[70].