И разве уместно сейчас проводить молодежный митинг?

Не забывайте, что это произошло вскоре после моего первого срыва из-за новостей в Интернете, когда мама изо всех сил старалась держать меня подальше от новостей. После стрельбы я лишь несколько раз выходила из дома. Я пока не виделась с Денни или Эшли. Майлс не забирался ко мне на крышу. И я только что столкнулась с Иден на похоронах Сары и Рози.

Я была полностью изолирована, и ничто не имело для меня значения в этом мире после стрельбы, особенно эта листовка.

– Все купила, – сказала мама, присоединившись ко мне у доски. – Поехали домой, детка.

Я показала на листовку, на лицо Сары.

– Что это?

Она взглянула на него и быстро отвела взгляд. Она что-то знала. Я поняла это по тому, как опустились уголки ее губ, как потемнели ее карие глаза. У нас был один цвет глаз, и я помнила слова Сары о том, что при вранье цвет радужки у меня менялся.

– Не волнуйся насчет этого, – сказала мама. – Давай просто поедем домой.

Она попыталась положить руку на мое плечо, но я отстранилась.

– Что это такое, мам? Почему какая-то церковь проводит в честь Сары молодежный митинг?

– Мы можем обсудить это в машине.

– Нет! – Я топнула ногой, как ребенок. Очень разозлилась. Так сильно, что она еще раз попыталась обнять меня. Я не хотела, чтобы она что-то скрывала. Хотела знать все. Даже если будет больно. Даже если для меня это плохо.

– Лиэнн.

– Скажи мне!

Я крикнула так громко, что покупатели остановились и посмотрели на нас. Стоящий в нескольких метрах от нас кассир поднял бровь, явно гадая, стоит ли ему как-то отреагировать.

Мама махнула ему рукой, затем схватила меня за локоть и вывела за стеклянные двери, над нашими головами противно звякнул колокольчик. Как только мы оказались на улице, я скинула с себя ее руку и вся сжалась, отказываясь двигаться дальше, пока она не объяснит, почему фотография моей лучшей подруги, которую она ненавидела, висела на доске объявлений и почему сделали акцент на цепочке с крестиком.

Мама вздохнула и провела рукой по волосам.

– По всему штату проводят митинги в память о Саре, – смиренно ответила она. – Вот и все.

– Но почему?

Мама пожала плечами.

– Зачем церкви что-то делают? Ты спрашиваешь не того человека.

Отсутствие у меня тяги к религии связано с моей мамой. Она росла баптисткой, но после того, как к ней отнеслись прихожане, когда она забеременела мной в шестнадцать лет, она потеряла интерес к организованной религии. Я до сих пор, честно говоря, не знаю, то ли она потеряла веру в высшие силы, то ли только в церковь. Она не любит это обсуждать. Всегда говорит, что ее отношения с Богом – только ее дело.

– Но почему Сара? – спросила я. – Почему только Сара? И что за ерунда с этим крестиком?

– Я… я думаю, это из-за того, что произошло в уборной, детка.

– В уборной?

Она закусила нижнюю губу. Еще одна наша общая мимическая черта.

– Многие говорят о том, что Сара… что она сказала ему. – Моя мама ни разу не произнесла имя стрелявшего вслух. – Полиция нашла на месте преступления ее цепочку с крестиком. И учитывая, что он спрашивал ее перед смертью, во что она верила, а она дала ему отпор…

Она замолчала и со слезами на глазах посмотрела на меня. Уверена, я выглядела изумленной. Или, возможно, бледной. Мне стало тошно. И я была сбита с толку. В тот день на Саре не было цепочки. И в уборной, когда началась стрельба, она никому, кроме меня, не сказала ни слова.

Но мама, похоже, решила, что выражение моего лица что-то значит. Попыталась броситься ко мне и обнять, но я увернулась.

– Прости, – сказала она и, вытерев глаза, обхватила себя руками. – Все разговоры об этом… Не могу представить. Прости. Нам не обязательно… Ли?

Я уже понеслась прочь от магазина, к парковке. Не хотела ее объятий, слез или объяснений насчет Сары. Не хотела превращать все в смерть в своей голове. Не хотела, не хотела, не хотела.

В тот день я не думала о том, как началась эта история. Или с чего. Даже не подумала о Келли Гейнор. Я могла лишь думать о том, что ненавидела все в этом мире. Эту реальность после стрельбы. Мой разум смеялся надо мной. Мама сводила меня с ума.

А теперь даже мои воспоминания о лучшей подруге не казались безопасными или настоящими.