хотя Тамара Ивановна испекла пирог с красной рыбой и пожарила сырники. Рустаму они нравятся, правда, лишь с подсахаренной сметаной.

А я первый раз попробовал такое блюдо, чтобы творожные лепешечки залить горячим малиновым киселем. Очень вкусно. Надо запомнить.

Тамара Ивановна постелила Мише на втором этаже, там оборудована маленькая теплая комната, и я невольно вспомнила Шадара, который тоже поднимался спать наверх, когда оставался дома. Сердце сжалось. Долго не могла уснуть, тихонечко целовала сынишку – пригрелся возле меня, любит укрываться с головой, будто чего-то боится. Но дышит легко, бесшумно – это меня радует. Отступает наша болезнь.

На рассвете меня разбудил дикий нечеловеческий вопль. Я подскочила на кровати, не знала, куда бежать, наклонилась к Рустаму – он только пошевелился и натянул одеяло на голову. Хорошо, что не проснулся. В комнату заглянула Тамара Ивановна в ночной рубашке с растрепанными седыми волосами.

– Это ничего, не волнуйтесь. Это у него бывает во сне. А вы не вставайте – не вставайте! Зачем? Рано еще.

Я выглянула в коридор и увидела, что она торопливо поднимается к Мише. Я поняла. И еще поняла, что мне не убежать, не спрятаться от войны. Она уже пометила меня черным знаком беды и везде отыщет, чтобы вцепиться в горло, лишить дыхания, заглянуть в лицо бездонными провалами глаз, забрать душу.

Шадар никогда не кричал во сне. Он преданный пес войны, неистовый паладин хаоса, способный комфортно существовать только на острие смертельной борьбы. Адреналин в крови как любимый наркотик. Это зависимость стала судьбой. Но я так не хочу, не могу – я слабая веточка, я сломаюсь.

Утро выдалось солнечным, теплым. Огуречная рассада на нашем подоконнике вытянулась, выпустила длинные пружинки усов. Земля в горшочках сухая, вот и нижние листики вянут. Скорее умыться и набрать воды.

Миша на кухне обсуждает с матерью покупку материала для второй теплицы, где будут высажены помидоры. Тамара Ивановна уже закаляет рассаду в веранде, выносит на несколько часов из дома. Каждый горшок аккуратно подписан.

– Шестьдесят корней в этом году! И все лучшие, проверенные сорта.

– У тебя каждое лето лучшие, – бурчит Миша, – потом не знаешь, куда помидоры девать. Раздаешь по соседям.

– Не раздаю, а меняю на молоко или ягоды, – убеждает Тамара Ивановна.

– И варенье киснет потом. Ты же его не ешь. И я не ем.

– А теперь у нас Рустам. Ему нужны витамины.

Я замираю в дверях, сомневаясь, не подождать ли пока Миша позавтракает и уйдет во двор. Пластмассовую синюю лейку могу и в душевой наполнить. Но меня замечают.

– Марьяночка, проходи, садись! Тебе зеленый чай заварить? Миша новый какой-то привез, наверно, хороший. И сыр я порезала. Вот бутерброды.

– Спасибо, я пока есть не хочу.

Миша откинулся на стуле, деловито похлопал ладонями по столу.

– Так. Кролики еще не надоели? Может, вас на карусели отвезти? Или в парке погуляем. Я тут пробил, где батутный центр и всякие аттракционы для маленьких…

– Нет нужно, – натянуто засмеялась я. – Нам больше нравится в Малышах. Сегодня опять пойдем с Каратом на берег.

– Ой-ой, только осторожно, чтобы Рустамчик ноги не промочил. Посмотрю, не проснулся ли…

Тамара Ивановна взяла мою лейку и выскользнула из кухни. Миша посмотрел ей вслед, встал из-за стола и уже другим тоном сказал:

– Тебя кто так запугал? Я ж не на танцы зову, а в городе погулять с ребенком. У меня выходной. Есть время и деньги. Я хочу тебе город показать.

– Я знаю, что такое город. Не в пещере росла. И не надо на нас тратиться лишний раз, мы и так живем здесь на всем готовом. Миша, ты не обязан нас развлекать.

– Меня видеть противно, так и скажи!

– Нет-нет! Почему ты так сразу…

– Марьяна, я не слепой. Ты боишься в кухню зайти, когда я один. Без меня вы тут с матерью смеетесь, а стоит мне появиться – щёлк замочек. Мать болтает, ты молчишь. Я тебя чем-то обидел? Скажи. Или плохие воспоминания?

– Ну, как ты не понимаешь!

Я пальцы переплела, прижала ладони к груди, пыталась объяснить, кажется, опять не о том говорила.

– Мы приехали не навсегда. Я уже столько домов поменяла. Боюсь привыкать. На чемоданах живем.

Миша ходил по кухне взад и вперед, рассуждал вслух.

– Это зависит только от тебя. Оформишь гражданство, останешься. Мы поможем, прописку сделаем – все, что нужно. Ты посмотри, как мать расцвела, перестала надо мной трястись. И Рустам не болеет. Уж не знаю, кто кому больше нужен и выгоден. Но я уже по твоим письмам понял, что хурма на юге бывает с кислинкой.

– Ты неправильно на меня смотришь! – чуть язык не прикусила, а вдруг обидится. – То есть на все это… и на меня тоже.

Миша остановился у плиты боком ко мне, удивленно пожал плечами, потом шагнул к окну, приоткрывал раму, чтобы впустить с улицы утренний холодок. Будто сам себе пробормотал:

– Влюбился, наверно. Со мной такое редко бывает. Как удар по затылку. И не увернешься.

– У меня есть муж… – простонала я.

– И это единственная проблема? – сухо спросил Миша, повернувшись. – Когда он приедет за тобой? Вот и поговорим. Мы ведь уже знакомы, хотя плохо запомнил его лицо. Для меня они все – как один…

– Ты не знаешь, какой он человек! – в ужасе прошептала я.

Невозможно даже представить подобную встречу в доме Тамары Ивановны.

– А ты разве меня хорошо знаешь? – почти весело спросил Миша и тоже осекся. – Все-все, хватит, забыли. А то наговорю тебе ерунды, завтра же сбежишь на вокзал.

Тамара Ивановна вернулась с мисочкой, полной куриных яиц. Довольная, раскрасневшаяся.

– Может, омлет вам сделать из свеженьких? Или оладушки? Миш, ты куда собрался, ты же не поел!

– Пройдусь, душно в доме.

Кажется, его раздражала чрезмерная опека матери. И сейчас он задерживается на все выходные только ради меня. Думать об этом было мучительно и приятно. Ах, если бы между нами возникли легкие дружеские отношения! Но приличная замужняя женщина не может дружить с чужими мужчинами, если они не совсем дряхлые старики. Мише до такого возраста еще далеко.

Значит, меня ждет очередной беспокойный весенний день, и будут случайные взгляды и короткие отрывистые фразы о погоде и ласточках, и прогулка втроем у реки, не считая собак – заводного Карата и степенной, хромающей Герды. И захочется, чтобы замедлилось время, когда придется прощаться с Мишей до следующих выходных. А потом я начну считать: понедельник, вторник… четверг, пятница…

В этот раз я одна вышла за ворота его провожать. Тамара