— Каждому?

— На всех.

— А раба зачем?

— Для утех. Э-э, хошь, рабыню, ежели найдём, конечно… или полпуда говядины.

Панк ещё подумал, с трудом прикинул, для каких таких утех можно приспособить кусок говядины аж на полпуда, и ответствовал:

— Мало.

— Мало? А чего хочешь, да? Говори свои условия!

— Мои условия такие: девицу нам, рыцаря нам, ваши кони, мечи, деньги и чача нам, а вам — все ваши рабы для утех и десять минут форы. Ну, бежать в ужасе. Кто не успеет, пеняй на себя, мы народ праведный, дуподрюков не жалуем.

Гзур подавился воздухом, чуть было не раскашлялся, но генерал с охоткой растопырил грабли — бухнет кулаком промеж лопаток в лечебных целях, все внутренности вылетят! Так что задавил кашель на корню, выпучил глаза на наглого собеседника. Тот стоял как каменный голем и очень нехорошо ухмылялся. И в душу осторожного гзуруса тихой сапой закрался червячок сомнения. Пусть гзуров по четверо на каждого из этих странных воинов, но есть ли резон бросаться в бой? Взять с них нечего, не наследная принцесса, за которую папаша может и должен дать выкуп. Этих даже живыми не возьмёшь, в рабство не продашь, небось и мечи свои дорогостоящие назло изломают, а уж крови прольётся… Не говоря уже о том, что вон за тем холмом вполне может сидеть в засаде целая дружина.

— Знаешь, любезный, — процедил гзур вкрадчиво, — не тебе бы диктовать!

— Ты ж сам спросил мои условия.

— Ну а ежели на них не пойдём?

— С чего вдруг? Тады вам самый мерзейший ваш кейджианский обряд чудесным сном покажется. Я не представился? Генерал Панк, драконарий.

Тут генерал вздёрнул забрало и явил свое свирепое лицо конкретного гоблина. Гзурус выпал в осадок, даже пузо вроде бы уменьшилось, и генерал поспешил его добить.

— И друзей своих я не в помойке нашёл. Эвон Вово, его трудненько не заметить. Славен на все Скалистые земли, помимо прочего — чемпион по пожиранию. Его там все любят, а кто не как все, тех он уже слопал. А вон у Чумпа — вишь секиру? — подарок тутошнего знатного сеньора Коальда, долго пришлось Чумпа уламывать, чтоб взял. К этой секире, едва её узрев, сбегутся все окрестные онты, а это народ такой… Коли хочешь, давай померяемся удалью не сходя с места, но я тебе сердобольно предлагаю смотаться за подмогой!

Коальд и впрямь пользовался среди гзурусов громкой и нехорошей славой, а известия о его печальном конце до них ещё не дошли. К тому же генерал вещал уверенно и именно то, во что сам свято верил. Мало ли какие у гзура с собой амулеты! Да и просто пожив на свете чуть подольше той принцессы, начнешь распознавать враньё за три версты.

— Решай быстро, борода, — посоветовал Панк гнусным голосом. — А то слова у меня уже кончаются. Принимай условия, либо я на жесты перейду. И это тебя не порадует.

И для вящей убедительности хрустнул кулаками — вот, мол, из каких жестов составлен наш лексикон. За его спиной Вово заскучал, воткнул копьё в крепление у седла, снял с луки булаву и с удовольствием почесал шипастым оголовком спину. По толпе гзуров прокатилось бормотание — такую махину не каждый бы свернул и двумя руками. Старший вовсе приуныл, проныл плаксиво:

— Слушай, да? Чего сразу драться? Мы что, дети? Нет, совсем не дети! Мы что, драться хотим? Нет, совсем не хотим!

— Ближе к делу, кепка!

— Хочешь девицу? Забирай, не больно нужна!

— Угу.

— И железный этот нам тоже не нужен, вон какой злой! Мы, веришь ли, подошли мирно, узнать хотели, где такие сапоги шьют… А вот мечи сдать не можем, сие противу воинских традиций! Утративши честь, как домой воротимся?

— Да кто ж на твою честь зарится, волосатый? Мы, коли ещё не понял, не по этой части.

— Что для воина большее бесчестие, чем утрата оружия?

Чего все прицепились к этой чести, подивился про себя генерал. Вон уже и почитатели Кейджа… Аж чудно. Но насчет мечей как раз понятно. Без меча ему и самому не по себе, а в гзурской степи да без меча и вовсе неуютно… И впрямь может встретиться кто-нибудь, кто на честь позарится.

— Лады, мечи оставьте, добрый я нынче. А с коней слазьте! И чачу, чачу волоките!

— Коней, любезный, не могём опять же…

— Ах ты вымогатель! Не могёшь, так давай рубиться! Доставай свою шашку!

— Э-э, почтенный, зачем сразу биться? Погоди, всё миром решить можно…

— Я те решу мирно, трусливый кепочник! Коней… ладно уж! Вон вы какие толстомясые, двух лиг не пройдёте, рухнетесь. Из уважения к твоим летам, каждый пущай возьмёт одного. Но лишних оставить! И деньги сдать, а не то…

И посулил гзурусу таковское, что сам содрогнулся и воровато оглянулся на Ларбинду, а в осанке гзура произошли жуткие изменения.

А потом развернулся через левое плечо и вразвалочку зашагал к своим, небезосновательно сочтя переговоры законченными.

Кижинга смотрел в немом изумлении, как гзуры после короткого совещания заругались, но старший прикрикнул, надавил авторитетом… и свирепые вояки, яростно матерясь, начали отстёгивать от сёдел заводных коней, швырять на землю кошели и бурдюки! Вово тоже бы удивился, но был занят — скоблил спину булавой, сминая толстое сырое железо панциря, как тонкую кожу. Чумп же, как самый практичный, вдохновенно врал принцессе, какой он есть храбрый и как он таких вот гзуров одной левой. При этом вороватый отпрыск Уго ухитрился завладеть ручкой принцессы. Та внимала, будучи вне себя от восторга (то ли от россказней, то ли от ситуации в целом), и пропажи двух фамильных колец пока не обнаружила.

Героический генерал, дошедши до своего коня, остановился в начальственном раздумье. Потренироваться во вскакивании в седло ещё не успел. Достойно ли будет, не рассчитав чуть, брякнуться через лошадь в пыль, как снаряд в знаменитой игре «догони-меня-валун»? Эдак гзуры ещё спохватятся. Они сейчас думают, что всех на свете перехитрили, отвязались, а как доберутся до своего селения — враз вернутся с десятикратной подмогой и отыграются стократ. Так оно и будет… только пока доберутся и соберут воинство, генерал планировал оказаться уже под защитой стен Копошилки. Никакие гзурусы не посмеют налететь на город, в котором содержит свои заведения хумансовая Коалиция. Хумансы, надо отдать им должное, при всей своей заурядности порядок умеют поддерживать. А покинуть Копошилку Панк планировал уже с таким воинством, на какое не рискнет налететь и сотня гзурусов.

— Полко… генерал! — Кижинга с лязгом вскинул забрало, глаза у него были безумные. — Что ты им наплёл?! Скажи, сделай милость! Щипцы верну!

— А коврик?

— Новый справлю.

— А старый куды дел? Хороший был коврик, мягкий, спать — одно удовольствие, а на ём ещё и была выткана осада Новой Брулайзии!

— Хана тому коврику. В попону переделал, а лошадь пропил… в смысле, лишился в ходе житейских коллизий, вместе с попоной, седлом, уздечкой, распрекрасным копьём и обоими твоими канделябрами…