А Крым? Ну могли бы вместе решать проблему! Нет, точно — шляхетский гонор и рационализм — это антонимы. Хотя я их понимаю. Все-таки мы, славяне, чаще чувствуем сердцем, чем думаем головой. Что же… хотят войны, нужно уважать желания соседей. А то целый год без конфликтов — так и оружие заржавеет. Это я так бахвалюсь. На самом деле хотел бы оттянуть время больших войн еще хотя бы на год.

— Значит, Ян Сапего теперь будет из тех, кто за войну? — задумчиво говорил я. — А подарки брал, в десны лобызался…

— Сейм через седмицу начнется, но все так… Сигизмунда заставят воевать. У ляхов нынче токмо и говорят, что войне быть, серебро собирают с миру, — сказал Ляпунов, который все больше и лучше начинал разбираться в политических перипетиях.

На самом деле нам сложно свалить поляков именно сейчас, пока их генофонд не выкошен нескончаемыми войнами со всех сторон. Что в иной истории произошло? Война с Густавом Адольфом в ходе Тридцатилетней войны, во это же время Смоленская война, потом восстания кресов — Украины. И не только Хмельницкого, казаки и до того бунтовали. В это же время, одномоментно с войной со шведами, начинается русско-польская война, к которой Россия готовилась чуть ли не двадцать лет. Тут же необычайно масштабное нашествие османов. Приправляем это блюдо магнатскими войнами, в центре которых усилившиеся Сапеги, и получаем такой винегрет, что сложно представить, как только Речь Посполитая дожила до второй половины XVIII века.

Но я и не думаю, чтобы ввязываться в большую и долгою войну с Речью Посполитой. Просто еще раз покажу силу, а после уже не стану ждать ратификации договоров, а буду брать то, что сочту нужным, отодвигать границу. Чуточку, но отодвигать. Мелкими операциями, обкатывая как можно большее количество войск, желательно на самоокупаемости.

— Готовимся к войне. Жду от тебя предложений по подлым делам. Еще… — я задумался. — Нашу газету, знаю, покупают и в Речи Посполитой. Так что, как только Сапего начнет рассказывать про то, что он за войну, давай в печать все, о чем ранее сговаривались.

Я собирался очернить Сапегу в лучших традициях черного пиара будущего. Вот только в будущем даже обвинения в смертных грехах порой могли принести немалую пользу. И люди, которые желают, чтобы о них вспомнили, готовы подписываться чуть ли не под преступлениями. В это время все иначе. Уверен, что Сапего, после грамотного обливания его грязью, может стать нерукопожатным.

Что мы имеем на польского посла? Первое, он взял подарки — это факт. Подарки шли не по описи согласно списку, поэтому можно увеличить их количество и стоимость раза в два. Скажем так, он получил от нас пятьдесят тысяч. Чего уж там мелочиться — шестьдесят, двадцать зеркал в золотой оправе, двадцать аргамаков с шахских конюшен, ну, и по мелочи.

Вот приедет он к своему крулю. А круль, прочитав нашу газету под говорящим названием «Правда», и спросит: «А что ж ты, Ян, меня обманул? Вон московиты пишут, что тебе столько богатств надавали, что целое войско можно нанять». И пусть тогда пустослов Сапего оправдывается перед Сигизмундом. Даже, если король поверит своему послу, то пятнышко на Сапеге нельзя будет вывести даже мылом производства московской мануфактуры. Так или иначе, а злорадствующие элементы в шляхетской среде найдутся. В то же время, соперники среди магнатов не преминут воспользоваться подобными обвинениями.

Но кроме первого, есть еще и второе. Мы объявим, что Сапего не сдержал слова, взял дополнительные деньги за то, что будет продвигать прорусскую позицию. Это уже не просто сокрытие богатств, полученных в рамках посольских даров, это — предательство родины. Учитывая психологический аспект и давление идей реваншизма, господствующих в умах посполитой шляхты, обвинение в предательстве найдет благодатную почву. А как же не найти, если здесь и обвинение в коварстве московитов, которые могут только подкупом решать проблемы, и в том, что проигранная война — лишь случайность, возможно, купленная русским царем Мидасом. Сложно же поверить, что непобедимое посполитое войско смогли победить лапотники. Нет — здрада и предательство!

Что будет делать Сапего? Естественно, защищаться. Сил у него еще маловато. Время рода Сапег еще не пришло, но и беззубым Яна Сапегу точно не назовешь. Пусть пауки в банке покусают друг друга.

— Запускай, Захарий Петрович, так же крамолы на Радзивиллов и Острожских, — сказал я, ухмыляясь.

Люди пересказывают то, что необычно, что выбивается из общей канвы новостей, поэтому чуточку лжи, приправленной фактами, — и вот она, атака на честь Радзивиллов. Да, мы уже сделали первый удар, раскрывая грешки предков рода Радзивиллов. Еще мы запускаем слух о Николае Кшиштофе Радзивилле по прозвищу Сиротка. В трактирах Речи Посполитой, ну, и в нашей газете появится неоднозначная статья и слухи о том, что Николай Кшиштоф принял ислам во время своего вояжа в Египет. Пусть предъявляет «доказательства» отсутствия главного признака мусульманина, ну, как впрочем, и иудея. Вот так придет на сейм, снимет портки и прокричит: «Смотрите и любуйтесь! Христианской веры я! И ничего у меня не обрезано!». Такого, конечно, не будет, оттого слухи долго могут циркулировать, в основном среди мещан и бедной шляхты. В статье же не будет указано, что это так и есть, а в лучших традициях желтой прессы будущего, сюжет будет описан, как взятый «из неподтвержденных источников».

Грязно? Желтуха? Безусловно. Но это еще и месть за то, что Ляпунову, да и не только ему, и Матвею Годунову, и Дмитрию Пожарскому пришлось побегать по Москве и не только, отлавливая всякого рода проплаченных крикунов, которые наговаривали на меня. Удалось выяснить, что это такого рода месть со стороны магнатских родов. Но они немного ошиблись, и наша контрпропаганда подобные обвинения в моем самозванстве порой так переворачивает, что и в пользу имиджу. И эту грязную игру магнатов мы также подвергнем обличению, но позже.

— Нужно доставить письмо Семену Васильевичу Головину. Думай, как это сделать! — сказал я, привстал, делая вид, что разговор заканчивается, но счел нужным напомнить. — И жду предложения по твоим действиям в будущей войне.

Приказного боярина Семена Васильевича Головина я отправил в Швецию. Наши отношения с северным партнером зависли в воздухе и какие-то мутные. Прошел год после войны с Польшей, в ходе которой мы перехитрили и шведов. Карл Девятый не отказывается от, пусть и таких невнятных, но партнерских отношений. При