Тут я вспомнил, как ловко приложил молотком Инессу-демонессу. Меня обуяла гордость, и я понял, что я – все тот же Дарт Вейньет, гроза отъявленных мерзавцев и гордость Белирии. А что касается временного умопомешательства, то это, наверное, дают себя знать последствия пережитого стресса – потеря руки и глаза, многодневное заключение, постоянные угрозы для жизни.

– Чтоб тебя приподняло и расплющило, проклятая демонесса! – выкрикнул я и неожиданно для себя всхлипнул, чего со мной не случалось никогда, даже в самом раннем детстве.

Наш младший придворный доктор Зикмунд Фрейдо, изучавший основы мозговедения в самой просвещенной Миратре, как-то раз пытался лечить нервное заболевание моего младшего брата Лювера. Основным симптомом его недуга было постоянное накручивание волос на указательный палец. Впрочем, если быть честным, то все мои братья страдали тяжелыми проблемами мозговедческого характера. Фрейдо подошел к изучению поведения Лювера с основательностью, свойственной крупным мозгоправам. Он вел с ним длительные беседы за закрытыми дверями, просил его запоминать и пересказывать ему сновидения, пару раз даже вводил Лювера в состояние транса. После многочисленных процедур доктор Фрейдо наконец составил для себя мнение о характере заболевания моего брата. Король Бенедикт был поражен в самое сердце, когда Зикмунд Фрейдо объявил ему, что отклонения от нормы у его сына вызваны подсознательным влечением Лювера к собственной матери и ранней ее утратой. К тому времени как нервное заболевание проявилось, король Белирии уже совершенно остыл к этой необыкновенно красивой, всеми любимой женщине и отправил ее в ссылку в одно из герцогств…

Я снова всхлипнул, вспомнив о скорбной участи доктора Фрейдо – его пытали почти сутки, а потом казнили в королевских подвалах путем отсечения одной из важнейших частей человеческого организма. Той самой, которой Зикмунд Фрейдо придавал столько значения. Он называл ее частью человеческого либидо. Согласно его извращенным измышлениям, весь наш психологический фон заключался в этой штуке…

Чтобы не поддаться истерике, мне пришлось схватить себя за горло и немного придушить. Несильно – только так, чтобы перед глазами поплыли цветные пятна и отток кислорода от головного мозга позволил мне почувствовать, как сильно я люблю жизнь…

«Да что же это со мной такое происходит? – в ужасе подумал я. – Вот уже душить себя начал!»

Никогда раньше я не испытывал ни малейшей жалости при мысли о чьих-то неприятностях, а теперь судьба отвратительнейшего, грязного доктора Фрейдо – любителя потискать молоденьких горничных и поварих, вдруг взволновала меня до глубины души. Нет, положительно я свихнулся!

К тому же, говоря откровенно, Зикмунд Фрейдо ненавидел меня всей душой. Он все время нашептывал моему покойному родителю, что меня необходимо изолировать от нормальных людей. Подобное отношение доктора я заслужил тем, что однажды после сеанса мозготерапии собирался вышвырнуть Фрейдо в окно. Я назвал его отъявленным мерзавцем и уже начал переваливать через подоконник тощее, отчаянно сопротивлявшееся тело, но в последний момент передумал и втащил доктора обратно. С тех пор он немного заикался, а его правый глаз поразил нервный тик. Из-за этого нервного тика серьезно затруднилось общение доктора с пациентами – им казалось, что Зикмунд Фрейдо им подмигивает. Никто из местных, зная эту особенность доктора, не придавал подмигиванию особенного значения, но как-то раз герцог Мизерилла, находившийся с визитом в Центральном королевстве, встретился с мозгоправом в одном из коридоров фамильного замка и решил, что тот бесстыдным подмигиванием хочет продемонстрировать ему свое особенное расположение. Безжалостный герцог ударил доктора рукояткой меча в лоб. Глазки у Зикмунда Фрейдо после этого случая стали смотреть в разные стороны, а на лбу навсегда осталась багровая отметина. Но в случившемся несчастный докторишка почему-то тоже обвинил меня и частенько упоминал мое тяжелое психологическое состояние в своих многотомных трудах.

Собственно, за труды его и казнили. Король еще как-то пережил заключение доктора о характере нервного расстройства Лювера, но упоминание патологического характера его собственной личности в книгах Зикмунда Фрейдо привело его в жуткую ярость. Бенедикт Вейньет никогда не был особенно расположен к чтению, однако грамоте был обучен и по необходимости читал различные государственные документы, чтобы быть в курсе всех дел и не попасть впросак. Как-то раз один из придворных пошептал ему на ухо, что, дескать, монарху стоило бы почитать книжки младшего придворного доктора, ведь там та-а-кое понаписано! К несчастью для мозгоправа, Бенедикт прислушался к кляузнику и ознакомился с трудами младшего придворного доктора. В книгах он обнаружил упоминание о себе как о человеке, склонном к жестокости и полигамии, вызванной, по предположению Фрейдо, ранней психологической травмой. «… Возможно, затрудненным процессом дефекации, – читал Бенедикт Вейньет, и лицо его медленно багровело, а глаза все дальше и дальше лезли из орбит, – повлиявшим на патологическое развитие личности будущего монарха…» Кроме того, труды мозгоправа содержали огромное количество грязных полунамеков и даже вполне явных указаний на то, что король Белирии, возможно, состоял в интимной связи со своей матерью. Такого кощунства по отношению к нашей бабушке Бенедикт снести не мог, ярость его была безграничной. Он повелел наказать «грязного извращенного доктора». После чего Зикмунду Фрейдо и отсекли ту часть мужского организма, что отвечает за наше обостренное восприятие действительности… И я здесь был совершенно ни при чем.

Я вспомнил тот день, когда коридоры дворца огласил ужасающий вопль мозгоправа, лишившегося самой значимой части своего либидо, и снова всхлипнул…

Потом во дворе слуги швыряли в огонь «вредные» книги, написанные младшим придворным доктором.

Часть его трудов, кстати сказать, и по сей день хранится в библиотеках просвещенной Миратры. И хотя отец некоторое время пытался добыть их, чтобы уничтожить, планам его не суждено было осуществиться. Ученые мужи сочли, что уничтожать книги – кощунственное и вредное занятие. Поскольку просвещенная Миратра была отдельным государством и карающая длань Бенедикта Вейньета могла простереться туда только путем военного вторжения, то король поступил мудро – решил, что большого вреда несколько отчаянно тупых книжек ему не принесут. Если бы он отправился в поход на просвещенную Миратру и разорил ее, действия Бенедикта Вейньета немедленно осудили бы граничащие с Белирией государства: многие монархи сопредельных королевств отправляли в Миратру своих отпрысков – набираться знаний и опыта…

Почему-то воспоминания о детстве меня сильно расстроили. Наверное, потому, что на долю мне выпали всевозможные лишения и страдания, а детство, проведенное в столице Центрального королевства – Мэндоме, было порой беззаботной и счастливой. Стараясь как можно меньше предаваться воспоминаниям (они заставляли меня всхлипывать вновь и вновь), я зашагал дальше…

Из задумчивого состояния меня вывел громкий топот. А через мгновение мимо меня, разбрасывая толстыми лапами песок, стремительно промчался крокодил с зубчатой широкой спиной. Земноводное не обратило на меня ровным счетом никакого внимания, но я застыл без движения и еще долго не мог оправиться от внезапной встречи со страшным зверем.