вашу награду… — при наличии предыдущих степеней носить было обязательно орден высшего достоинства, так что крест с цифрой II был торжественно помещен мне на грудь. — Вот теперь — порядок. Поздравляю, поручик!

— Служу Империи! — у меня даже получилось козырнуть как полагается.

* * *

Деньги, конечно, не главное. Но те возможности, которые они открывают, грели душу. Например, новые сапоги — давно мечтал сшить у хорошего мастера-сапожника, на заказ… Или снять номер в гостинице — с настоящей кроватью и огромной ванной, и просто не вылезать оттуда пару дней!

Мои сладостные мечты прервал радостный возглас:

— Алло! Господин поручик!

Я завертел головой в поисках источника знакомого голоса:

— Да-да, я к вам обращаюсь, кавелер-почти-полного-банта!

Мне кричали из автомобиля с откидным верхом какие-то господа в белых кителях лейб-гвардейцев. Вот же черт! Марк Вознесенский и его светлость князь Тревльян! А он-то как в лейб-медики выбился? С другой стороны, с его происхождением и квалификацией…

— Запрыгивай!

И я запрыгнул. Тревельян что-то нажал, чем-то покрутил и выдав клуб вонючего дыма рванул вперед. Мы жили в интересную эпоху — на одной улице можно было встретить громоздкий паровик на дровах, архаичную бричку и вот такое вот новомодное авто… Контрасты, однако!

— Какие планы? — уточнил я.

— Слушать музыку и кушать вкусные вещи! — заявил Марк, поблескивая темными стеклами очков. — Какие-нибудь коррективы?

— Мне нужны сапоги. Есть тут хороший мастер?

Его светлость хохотнул, а потом хлопнул Марка по коленке и сказал:

— Наверное, придется сразу ему сказать…

— Планировали же вначале обед?

— А зачем ему сапоги, если…

Их тайны начинали меня нервировать.

— Давайте, выкладывайте, господа лейб-гвардейцы! Что вы там замышляете?

— Марк, давай ты? — Тревельян сосредоточился на управлении авто.

Вознесенский вздохнул:

— Мы просватали тебя в адъютанты!

* * *

Я позвенел льдом в стакане бренди, сделал маленький глоток и отправил в рот кусок стейка. Пошли они к черту со своими идеями!

— … по-настоящему великий старик! Да там обязанности — смех один! Чай заварить, документы по папочкам разложить, беседу поддержать. Да ради одного этого стоит согласиться — он у самых истоков движения стоял, один из отцов-основателей! К нему бы такую охрану приставили — мышь не проскочит, но его превосходительство категорически — в отказ! Еле на адъютанта уговорили, — вещал Тревельян.

— А куда предыдущий делся? — мясным голосом сказал я, закашлялся и проглотил еще порцию бренди.

— Женился! На княжне Белоозерской! — Марк пил неизменный кофе. — Ну а женатому человеку в адъютанты — моветон… Да и отвлекаться будет.

— А вы что же, если он такой замечательный, этот старик?

Ребята посерьезнели.

— А у нас свои обязанности. Да и…

— Что?

— Он никогда не возьмет в адъютанты аристократа из бывших.

А вот это вот заставляло задуматься.

— Ему нужен свежий взгляд, понимаешь? Человек из народа — ну или из окопов…

* * *

Я поднимался по лестнице, стуча каблуками старых сапог по крутым ступеням. На площадке между этажами пропустил приятную молодую семью — моложавого служащего, который поднял шляпу в приветствии, его вполне еще симпатичную супругу и двух мальчишек-погодок. У младшего из кармана предательски торчала рогатка.

«Ничего себе забрался его превосходительство!» — подумал я, достигнув наконец пятого, мансардного этажа.

Дверь здесь была одна — массивная, окованная медью, со строгой табличкой. Таблички тут были на каждой квартире — дом образцового содержания, однако! Но такой — точно ни у кого не было. Надпись гласила:

Ген. — анш. Артур Николаевич КРЕСТОВСКИЙ.

Я сглотнул неприятный комок. Генерал-аншеф? Сколько ему лет, какое он отношение имеет к императорской фамилии, и почему я ни разу про него не слышал?

С одной стороны — последний раз чин генерал-аншефа был присвоен еще до моего рождения. С другой стороны — по поводу правящей династии (бывшей?) случались и исключения. Ну и, в конце концов — я не ходячая энциклопедия по военной истории, чтобы помнить наизусть все фамилии генерал-аншефов… Но в целом — они были как-то на слуху. Слишком уж масштабные задачи решали.

Звонок был электрический — старик-то сторонник технического прогресса!

Я нажал на кнопку и раздалась мелодичная трель. Дверь тут же открыл какой-то мордатый жандарм.

— Господин поручик! Ну, слава те Господи! — он вытер вспотевшую физиономию и широким жестом пригласил меня внутрь. — Поскорее проходите, мочи моей нет больше!

— Вот мои документы, если… — попробовал вернуть разговор в конструктивное русло я.

Но жандарм проигнорировал мои жалкие попытки и срывающимся голосом проговорил куда-то вглубь квартиры:

— Новый адъютант прибыл, ваше пре-вос-хо-ди-тель-ство! Разрешите идти? — в конце он сорвался таки на фальцет.

— Разрешаю! — голос был низкий и глубокий, поставленный — такой бывает у оперных певцов, лекторов и командиров.

— Ну, храни вас Боженька, поручик! — прежде чем скрыться за дверью, этот здоровенный мужик мелко, по-бабьи, перекрестил меня и растворился.

Он так и сказал — «Боженька». Это насторожило меня больше всего.

— Ваше благородие, смените сапоги на спортивные туфли и повесьте китель и фуражку на крючок! — голос не предполагал возражений.

Меня тысячу лет никто не звал «благородием» — сейчас это было не принято.

Я огляделся в поисках названной обуви. Спортивные туфли стояли тут же, на приступочке. Совершенно новые, и размер был точно мой. Я закрыл дверь на задвижку, снял китель, фуражку и переобулся. Вещмешок просто поставил в углу. Непонятно что было делать с портупеей — не оставлять же револьвер на полке для обуви?

Я так и прошел внутрь квартиры — с портупеей в руках.

В глаза мне ударил свет из окна, но я рассмотрел крепкую сухощавую фигуру и гриву седых с вороными прядями волос.

— Кладите оружие на журнальный столик, не стесняйтесь!

Я так и сделал. Не успев распрямится, на одних рефлексах поймал нечто, летящее в меня. Боксерские перчатки? Это что еще за…

Его превосходительство шагнул вперед. Это был мощный старик, одного роста со мной — смуглый, с высоким лбом, породистым крупным носом, копной волос и окладистой бородой. Его черные глаза смотрели из-под иронично приподнятых густых бровей прямо на меня — то ли насмехаясь, то ли изучая. Одет он был в удобные холщовые штаны, спортивные туфли и борцовку, которая оставляла открытыми смуглые крепкие руки, перевитые жилами.

Он был в боксерских перчатках и явно готовился к поединку.

— Надевайте, или струсили? — и широко улыбнулся.

Тут мной овладела какая-то веселая злость, и я брякнул первое, что пришло на ум:

— Хоть вы мне и превосходительство, а как будете смеяться, то, ей-Богу, поколочу! — это произведение было сейчас очень к месту, если я правильно понял, что он за человек.