не найдут. — отвечаю, как есть. Врать не хочу. Да, убежала. Возможно, что-то додумала. Но уже нет смысла это всё перекручивать, как фарш на мясорубке.

— Ты увидела нас с Алиной и подумала, что между нами что-то было? — в лоб спрашивает. А я голос повышаю уже.

— А что тут можно подумать? — взрываюсь. — Она стоит с задранной юбкой, мокрая и растрепанная вся. И ты голый в полотенце. Что можно не так понять?

— Например, то, что она забралась ко мне в душ, а я её выпер. — перебивает меня, и я оседаю. — Да, у нас был с ней секс. Я этого не исключаю и не вру. Но не в тот день. С ней было до нашей дружбы. Потрахались, разошлись. Всё, — говорит Кир. И все. Так просто у него. Будто о какой-то фигне говорит, а не о сексе. Для меня же этот контакт должен быть по любви. Для меня это важно. В крайней степени важно.

— А во время? — с надеждой спрашиваю. Если резать, так все сразу и по живому. Чтобы не осталось больше никаких чувств. Чтобы ушло.

— Во время нашей дружбы ничего не было, — отвечает Кир. И я ему верю.

— Значит, было с другими? — интересуюсь. — Наташа говорит, что мужчина не может жить на голодном инстинкте, ему нужен секс.

— И она права, — заключает Кирилл. Я сникаю. Значит, все же с кем-то было. Пусть не с Алиной, но было. — Есть масса способов скинуть напряжение и при этом быть одному. — добавляет Кирилл.

— Какие? — спрашиваю. Хоть и жутко краснею.

— Ты уверена, что хочешь знать? — спрашивает Кир. Я качаю головой в знак согласия и закусываю губу.

— Если выяснять, то всё до конца. — он вздыхает, но соглашается.

— Холодный душ, физические упражнения, дрочка на крайний случай. — перечисляет.

— И это помогает?

— Временно. Конечно, полноценный физический контакт не заменит, но чтобы не сойти с ума — это хорошие варианты, чтобы спустить пар.

— И за всё это время у тебя не было контакта с девушкой? — осторожно спрашиваю.

— Нет, не было. — качает головой в сторону. — Потому что я люблю и очень хочу одну очень строптивую девочку, которая вчера чуть обморожение высокой степени не получила, если бы я её вовремя не нашел. — присаживается рядом со мной на корточки и вытирает с моих щек соленые дорожки.

— Поцелуй меня, — выдаю это и смотрю на него. Он улыбается, но не торопится. Я уже подумываю, что не так он любит, как говорит, раз не целует.

— Если я поцелую, то это будет значить, что ты моя. Без штампов «друзья» и прочего. Моя и точка! — жарко выпаливает Кир, а я подаюсь вперед и прикасаюсь к его губам своими.

— Твоя, — выдыхаю ему в губы. И мы оба счастливо и одурело улыбаемся. Перешагнули этот чертов рубеж. Это что-то выше. Сильнее. Значимее. Это где-то в районе солнечного сплетения. Это в сердце. Это любовь.

19

Любовь — это надежда. Кирилл Сомов

Главная кольцевая уходит за пределы нашего городка. Плавно совершаю маневр и обгоняю еле плетущуюся девятку с пожилой парой в ней. Дальше уже педаль газа в пол, и я ухожу в закат. По любому читается от них осуждение. Но сейчас настолько похуй, что не заморачиваюсь с чужим мнением. В априори всегда было похуй.

Иногда кажется, что в этом мире есть очень много вещей, которые невозможно контролировать: снег, землетрясения, извержения вулканов. Но вместе с тем есть еще один симптом, который контролировать невозможно. Он приходит резко и неожиданно. Накрывает лихо, и никаких прогнозов на исцеление или временный эффект нет. После него либо разруха, либо полное счастье. Это любовь. То чувство, которое неподвластно даже всевышнему.

Любовь — это надежда. А любовь Бурцевой — это надежда вдвойне, в которую я свято верю. Как в самую истинную истину. Да простит меня Пушкин за тавтологию. К этой истине я стремлюсь, как к самому великому божеству во вселенной. Её любовь — мой идол. Мой маяк, к которому стремлюсь всегда.

После боя лечу на дачу. Туда, где оставил Бурцеву наедине со своими мыслями. Что ждет — неизвестно. И в каком настроении тоже. Но сегодня мы либо откатимся назад, либо сделаем шаг вперед. Другого не дано. Настраиваюсь на то, что просто не будет. На первом этаже горит свет. Мама там ждет. Хочется верить, что не одна ждет.

Так и происходит. Нюта сидит в кресле с закрытыми глазами, обнимая колени и подпирая ими же свой подбородок. Присаживаюсь к ней на корточки, тихонько поглаживаю теплые пальцы, когда распахивает глаза и смотрит на меня. Взглядом проходится по лицу. Морщится, когда заостряет внимание на рассеченном носу. Не страшно. Хорошо, что не перелом. А так жить буду.

— Есть хочешь? — тихо выдает Нюта.

Мотаю головой.

— Не-а. В душ хочу, — заявляю и дополняю следующее, что точно её шокирует. — Тебя хочу.

И я, блять, правду выдаю. Я одурело её хочу. Всю, без остатка. Целовать. Лизать. Кусать. Вдыхать аромат. Дарить наслаждение. Получать кайф от той порции эмоций, что выдает Бурцева.

— Кир… — более взвинченным голосом выдает Аня и краснеет. А меня вставляет эта смущенность. В ней есть свой кайф. Я залипаю на неё. Блять, какая она красивая. Очень. Без тонны косметики в моих домашних трениках, которые больше её самой в два раза и закрытом свитшоте. Но даже под ним я знаю все её формы. Формы моей женщины. Моей любимой девочки. Подозреваю, что так и должно быть.

От своей женщины голова должна идти кругом, а член становиться каменным. Смотришь на нее и пожираешь глазами. Хочешь ее. В кровати, на подоконнике, на заднем сиденье автомобиля, на столе, под столом… всегда и везде… Она тебе о птичках и рыбках в пруду, а ты уже ее прогибаешь, разрываешь трусики и врезаешься в плоть. Чувствуешь, как она течет от тебя, двигает бедрами навстречу и стонет… От своей женщины должно сносить крышу. Под фундамент. Ее хочется гладить, трахать, ласкать, прижимать, кусать… Да просто сожрать! Женщина всегда чувствует, когда она нужна, важна и желанна…

— Ты не в том смысле думаешь… — перевожу в шутку и выдаю смешком. — Хотя я не против, — подмигиваю, чтоб немного расслабилась. — Но для начала нам нужно поговорить, — и утаскиваю в свою комнату. Закрываюсь, чтобы не сбежала. На стул рядом с ней кладу пакет с одеждой от Полины и пакет с вкусняшками на стол.

— Там лавандовое мороженое и раф. — поглядывая на неё, выдаю. — Я читал, что мороженое помогает при ангине.