– Отбор смертью?

Странное сочетание…

– Ну да. А в освободившуюся клетку потом сажают других узников. И – все по новой.

Дипольд тряхнул головой:

– Поубивали бы уж лучше эти, в общих клетках, друг друга сразу, с самого начала, – и дело с концом! Все ж мучиться меньше.

– В иных клетях такое случается. Но редко. Обычно узники тянут. Столько тянут, сколько возможно. До конца. До самого.

– А чего тянуть-то?

– Так жить все равно хочется, ваша светлость.

– Разве ж это жизнь?

– Для кого как. Человек привыкает даже к такой малости. – Мартин кивнул в непроглядный мрак общих клеток. – И терять ее не спешит.

– Значит, не человек он – скотина.

Мартин спорить не стал. То ли побоялся. То ли был полностью согласен с пфальцграфом.

Некоторое время они молчали, прислушиваясь к разноголосому гомону вокруг.

– Погоди-ка, а ведь здесь совсем нет женщин, – вдруг понял Дипольд.

– Ни одной, – подтвердил Мартин.

– Их что, держат в особом подземелье?

– Может быть. А может, и нет. Вообще-то животворящую женскую утробу Лебиус тоже использует в черных магиерских опытах. Уж не спрашивайте как, ваша светлость. Один раз я такое видел… Жуткое, скажу вам, зрелище…

В голове Дипольда промелькнул образ Герды-Без-Изъяна. Неужто и первую красавицу Нидербурга ожидает та же участь? Бывшую красавицу…

Дипольд вздохнул. Сменил тему:

– Ладно, Мартин, а теперь, будь любезен, расскажи-ка мне все, что ты знаешь о големах.

– Ваша светлость, да откуда ж мне о них зна… А-а-а!

От неожиданного – резкого и сильного – рывка цепи, вживленной в кость, ноги Мартина дернулись к клетке пфальцграфа, а сам узник, вскрикнув, повалился на спину. На язвах, в глубоких кратерообразных ранах появилась свежая сукровица. Крепкие звенья, выходившие из распухшей плоти, заблестели влагой, отнюдь не предназначавшейся для смазки ржавого металла.

Вообще-то Дипольд мог бы дернуть эту цепь, пропущенную меж разделительной решеткой двух клеток, и посильнее, мог бы, наверное, и вовсе вырвать оживленные с железом кости из изуродованных конечностей. Однако для начала пфальцграф решил ограничиться малым.

– Ваша светлость! Ваша светлость! Ваша све-е-етлость! – умоляюще зачастил перепуганный Мартин-мастер.

Темнота вокруг вмиг ожила, загалдела:

– Давай, светлость!

– Ноги ему, как руку Сипатому!

– Об решетку!

– И цепью – по вареной морде!

Дипольд выкриков из мрака не слышал. Дипольд смотрел в уродливое, кривившееся от боли и страха лицо. Один глаз выпучен в ужасе. Другой – на «вареной» половине – смотрит все так же бесстрастно.

– Ты не можешь ничего не знать о големах, Мартин, – тихо, спокойно и внушительно произнес Дипольд, не выпуская из рук цепи соседа. – Раз уж сам участвовал в их создании, хоть что-то знать о них ты должен.

– Да-да-да, – потирая разодранные раны на ногах, поспешно согласился мастер. – Знаю. Кое-что…

– Ну так говори!

– Только мне, ваша светлость, в самом деле известно немногое, – вареный Мартин дрожал всем телом, слова его были еле слышны. – Насколько я понимаю, големы мастера Лебиуса – это особые твари, в которых сложная механика смешана с черной магией. Вероятно, именно магия приводит машину в движение и позволяет ею управлять. Еще там есть… быть может, есть…

Мартин запнулся, шумно сглотнул слюну.

– Что?

– Я не знаю наверняка, но, по-моему, в механическом големе имеются частицы человеческой плоти. Мне доводилось видеть… видеть заготовки… некоторые заготовки для голема… Органы, вырезанные из человека и оживленные с металлом.

– Как твои ноги и цепь?

– Да, только это было страшнее.

Дрожь Мартина усиливалась…

Массивная дверь в широком проходе между шкафами-башнями отворилась неожиданно легко и совершенно без скрипа. Дверь была смазана. Хорошо смазана. Маслом или колдовством. Или тем и другим сразу.

«Темновато», – подумал Альфред Оберландскии.

Маркграф Верхних Земель остановился на пороге помещения, которого в его замке быть попросту не должно. А было! И немаленькое притом. Даже щедрых световых потоков, лившихся из-за спины, из распахнутого дверного проема, из главной магилабор-залы, не хватало, чтобы полностью развеять мрак.

Сейчас можно было различить лишь выступавшую из полутьмы бесформенную громаду… Статую? Лепнину? Вычурную колонну?

Альфред повернулся к Лебиусу. Тот стоял за левым плечом, словно поджидающая своего часа смерть. Маркграфа аж передернуло от зловещей ассоциации.

– Магиер?! – бросил он.

Вопрос – как приказ. Таким тоном, каким разговаривают не со смертью, а с рабами.

– Почему так темно?

Тон принят. Приказ понят. Исполнен. Быстро, беспрекословно. Точно.

Шепот, шелест магиерского балахона, пасс рукой, щелчок пальцами – и полутьма отступила. И тьма исчезла.

Свечей и факелов здесь не было, в гладкой, словно гигантским ножом срезанной, каменной кладке напрочь отсутствовали бойницы и окна. Зато, повинуясь воле магиера, разом вспыхнули светящиеся кристаллы и неправильные магические шары с бесчисленным множеством маленьких сияющих граней – то ли вмурованные, то ли неведомой силой втиснутые в стены. Этих колдовских светильников в потаенной зале оказалось еще больше, чем в бывшей трапезной, и сияли они особенно ярко, отчего, казалось, светилась сама кладка стен. А может, и правда светилась, пропитываясь флюидами кристаллов, частично обретая их магические свойства.

Свет проникал всюду, свет щедро заливал все углы и ниши просторного каменного мешка. Только свет этот был холодным, искусственным каким-то, неестественным. Режущим с непривычки глаз.

Альфред сморгнул несколько раз. И разглядел наконец… Нет, перед ним стояла не статуя, не барельеф лепнины и не колонна. Голем. Стальной голем. Механический голем. Раздетый, если, конечно, можно так выразиться о том, что никогда не знало одежд. Разоблаченный, избавленный от лат. Грозный. Таинственный. Жуткий.

Змеиный граф смотрел на монстра, затаив дыхание. Прежде сюда, в святая святых своего магиера и механикуса, Альфред Оберландскии не входил ни разу. Он вообще не подозревал о существовании этого тайника. И прежде ему не доводилось, да и не хотелось, по большому счету, видеть открытое, не защищенное толстыми пластинами сплошной темной брони нутро голема. Прежде – нет. Теперь – да. После первого боевого испытания голема на нидербургском турнире властитель Верхней Марки в приказном порядке потребовал у Лебиуса показать ему победителя остландских рыцарей в его истинном облике, без доспехов. Магиер повиновался.