Была еще белая кость (из обожженных бараньих костей), но художники считали ее зернистой и серой. Затем появились «ракушечные» краски, сделанные из морских раковин, яичной скорлупы, устриц, мела[92] и даже жемчуга. Японцы и китайцы любили эти варианты белой краски, их можно увидеть на многих картинах, написанных на деревянных досках, хотя лучшим белым фоном, по мнению азиатских художников, был чистый белый лист бумаги. При создании фресок европейские художники часто использовали меловые белила. В начале XIX века английский химик сэр Хамфри Дэви отправился в Италию, чтобы изучить настенные росписи в Помпеях. Большинство посетителей (которые обязательно включали Помпеи в гранд-тур по Европе с тех пор, как это место было открыто в 1748 году) удивлялось сюжетам фресок, которые покрывали стены почти каждого богатого дома в погибшем городе. Там были изображены красивые предметы, томные боги, роскошные сады и множество эротических сцен. Но Дэви больше интересовали пигменты, которые использовали древние художники, и он был разочарован, обнаружив, что все мазки белой краской выполнялись мелом, а не свинцовыми белилами, хотя «мы знаем от Теофраста, Витрувия и Плиния, что [свинцовые белила] были популярной краской». Выбор древних был верным: мел и известь не менялись со временем, и, в отличие от свинцовых белил, их можно было безопасно использовать даже вместе с желтым аурипигментом. Но это преимущества. Недостатки же заключались в том, что краска на основе мела выглядит очень прозрачной – даже безжизненной, – а в масляном варианте не имеет текстуры и блеска свинцовых белил[93].

В 1780 году два француза начали поиски хорошей белой краски, в сердце которой не было бы коварства. Месье Куртуа был научным демонстратором в Академии Дижона, а Луи-Бернар Гитон де Морво – чиновником, который позже стал более известен как один из самых значимых химиков-новаторов Франции. Дух социальной активности витал над Европой после провозглашения независимости Америки (а через девять лет оба они поддержали французскую революцию, причем Гитон де Морво быстро отказался от своего «де Морво»), и эта активность распространилась и на краски. Свинцовые белила делали бедняки, они травили бедняков. Не пора ли найти альтернативу?

Куртуа и Гитон экспериментировали в течение двух лет. Недавно открытый элемент барий в сочетании с серой (сульфат бария) становился неядовитой белой краской, которая была достаточно стойкой. В 1924 году ее даже назвали blanc fixe (стойкий белый). Но барий был редким веществом, и художникам эта краска не очень понравилась, потому что масляная бариевая краска оказалась слишком прозрачной. Поэтому химики обратили свой взор на окись цинка – вещество, которое греки использовали в качестве антисептика. Первые находки были многообещающими: художники говорили, что цвет удачный, а краска хорошо впитывается. Но свинцовые белила стоили меньше двух франков за четыреста пятьдесят граммов, тогда как цинковые белила – в четыре раза больше. Никто не хотел их покупать.

Для наших ученых это оказалось концом истории; их план провалился. Куртуа занялся производством селитры, а Гитон де Морво – доказательством того, что все металлы становятся тяжелее при нагревании. Наверное, они забыли, с каким энтузиазмом взялись за изобретение красок, но другие помнили, и один из незабывших был сыном Куртуа. Бернар Куртуа вырос и стал великим ученым. Как и его отца, Бернара будут помнить благодаря его экспериментам с белым порошком: вот только порошком будет морфий. Но в 1811 году он также открыл свою собственную краску – йод алый. Когда Куртуа обнаружил это вещество, он наверняка мысленно вернулся в те дни, когда был маленьким шестилетним мальчиком, игравшим в окружении различных запахов и растворов, в то время как его отец и его тезка стояли бок о бок, экспериментируя с красками.

У цинковых белил было достойное будущее, жаль, что Гитон де Морво и Куртуа не знали об этом. К 1834 году компания Winsor & Newton продавала их как акварель, назвав эти белила «китайской белой» краской, хотя и признавала[94], что та не имеет никакого отношения к Китаю. Новая краска столкнулась с серьезным сопротивлением. В 1837 году химик Г.Х. Бахоффнер подверг критике «китайскую белую», предположив, что она не настолько стойкая, как свинцовые белила, и рекомендовав использовать вместо нее его собственное изобретение – «фламандскую белую». Господа Винзор и Ньютон были в ярости, они написали открытое письмо Бахоффнеру, опровергая его утверждения и описывая некоторые собственные эксперименты.

«Действуя из чувства долга», они смешали «фламандскую белую» краску с гидросульфуратом аммиака и увидели, что та сразу же почернела – точно так же, как картины на стенах пещеры Дуньхуан. «В краске обнаружились обычные признаки соли свинца», – писали Винзор и Ньютон с едва скрываемым торжеством, заключая: «Выдержки из вашей собственной работы избавляют нас от необходимости напоминать о крайней неприличности предложения художнику столь разрушительного пигмента».

Со времен лабораторий алхимиков и до момента, когда это вещество было получено в чистом виде, оксид цинка получил множество замечательных названий, включая «тутти» (от персидского слова «дуд», означающего дым), «цинковые цветы», «философская шерсть» и «цветение сада»[95]. Каждое название дает свой ключ к истории оксида цинка. «Дым» относится к его происхождению – оксид получали в угольных жерлах медных печей, а «цветы» и «шерсть» описывают способ, которым он образуется, собираясь в пушистое облачко в верхней части печи. «Цветение» относится к его оттенку яблоневого цвета, но оно может также напоминать цветение вишни из-за того, что в этой светлой краске может присутствовать марганец[96].