И от сознания, что это один-единственный раз и скоро появится ее дом, он позволил себе насладиться ее близостью. Как давно это было. Никто никогда не убедит его, что любовь в юности смешна и ее можно не принимать в расчет. За свою жизнь он имел достаточно женщин и даже несколько раз подумывал жениться, но ни одну из них он не любил так, как когда-то любил Марджед. И никогда разлука с ними не причиняла ему такую боль, какую причинила разлука с Марджед.

Он любил ее. И хотя не думал о ней постоянно за последние десять лет, временами все-таки вспоминал ее и всякий раз с болью и сожалением за свою грубость, погубившую все шансы завоевать ее любовь. В его решении никогда не возвращаться в Тегфан и не интересоваться, что там происходит, была отчасти виновата Марджед.

А теперь он вновь держит ее в своих руках, а она прижалась к нему доверчиво и спокойно, и все это похоже на сон. Он уже не был глупым юнцом и понимал, что и дальше будет вспоминать ее иногда, но вспоминать именно эту ночь.

Местность, плохо различимая в темноте, приобрела знакомые очертания. Они почти достигли дома. Герейнт почувствовал и облегчение, и сожаление. Облегчение, потому что его радость начала перерастать в желание. Сожаление, потому что он знал, что подобная ночь никогда не повторится.

Он обогнул деревню и парк и чуть не сделал ошибку, свернув на холмы, ведущие к Тайгуину. Но остановился вовремя.

— Мы только что проехали Глиндери, — сказал он. — Дальше ты должна направлять меня, Марджед.

Она огляделась по сторонам, и он понял, что, наверное, она ехала с закрытыми глазами.

— Как быстро мы доехали, — сказала она, и ему показались, что в ее голосе прозвучало сожаление.

Он хмыкнул. — Расстояния обычно сокращаются, если преодолевать их на лошади.

— Вам, должно быть, часто приходится ездить верхом, — Продолжала она. — Вы легко правите лошадью. Здесь поворот направо, а потом вверх по холму.

Он свернул направо и никак не отреагировал на ее замечание. — Твоя свекровь будет волноваться? — спросил он. — Она не знает, что я ушла, — ответила Марджед. — По крайней мере я надеюсь, что не знает. Хватит с нее волнений из-за моего мужа. Она заслуживает прожить остаток жизни в покое.

— В таком случае, Марджед, тебе не следовало давать ей хотя бы малейший повод для волнения, — заметил он. — Что, если бы тебя поймали? Кто бы тогда управлял ее фермой?

— Господь не оставил бы ее, — просто ответила Марджед и тихо рассмеялась. — Видите ли, я дочь священника. Когда мужа забрали, я задавала себе тот же вопрос. Худо-бедно, но мы все-таки обходимся без него. Я твердо убеждена, что в этой жизни нам приходится делать то, во что мы верим. Нельзя все время спрашивать у себя, что произойдет, если случится несчастье. Это верный путь к трусости.

Подобные признания давались ей нелегко.

— Я вышла замуж за Юрвина, потому что он был из тех людей, которые следуют своим убеждениям, — продолжала Марджед. — За это я его и любила. Я никогда не ныла, не настаивала на том, чтобы он сначала думал обо мне, а потом брался за какое-то опасное дело. Я никогда не винила его за то, что он оставил меня одну.

Герейнт почувствовал укол ревности к давно умершему Юрвину Эвансу, мужчине, которого она любила. И смутное желание, чтобы и его так полюбили. Но такую любовь нужно было заслужить, а он пока ничего для этого не сделал.

— Немного дальше. — Она махнула рукой. — На вершину следующего, холма.

Остаток пути они проделали молча. Подъехав к воротам и увидев в темноте очертания продолговатого дома, она подала знак остановиться.

— Здесь? — спросил он.

— Да, — тихо, почти шепотом проговорила она ему в ухо.

Он чувствовал, что ей так же не хочется прощаться, как и ему.

— Марджед, — сказал он, — я нисколько не сомневаюсь в твоей смелости или преданности общему делу или в том, что ты пережила большое личное горе. Я высоко чту то, что ты совершила сегодня.

— Я слышу «но» в вашем голосе, — отозвалась она. — Не произносите его. Пожалуйста. Я так восхищалась вами сегодня. Не портите впечатления, заговорив о месте женщины. Место женщины не всегда дома. Ее место там, где она должна быть. А я должна быть с моим народом, когда он протестует, разделяя с ним и трудности, и опасности… и восторг. Я должна быть с вами. То есть с Ребеккой. Не запрещайте мне участвовать в этом.

Проклятие! От его решительности не осталось и следа.

— А если бы я все-таки запретил? — сказал он. — Ты бы послушалась?

Она не отвечала несколько секунд.

— Нет, — было наконец произнесено.

— Ребекка требует полного подчинения от своих детей, сказал он. — Это необходимо для нашего дела и для общей безопасности. Следовательно, мне не стоит, наверное, отдавать распоряжение, которое нельзя выполнить. Иначе мы просто оба зайдем в тупик, не так ли?

— Да, — подтвердила она и добавила более пылко: — Благодарю вас. О, благодарю. Я знала, что вы какой-то особенный человек, лучше всех.

Сердце у него дрогнуло, хотя он понимал, что эта похвала относится к Ребекке, а не к человеку под маской.

— Ну все, — решительно произнес он. — Тебе давно пора спать.

Он спешился, придержав ее твердой рукой, а затем протянул к ней обе руки и спустил на землю. Она стояла перед ним и не сводила с него глаз. Его руки все еще лежали у нее на талии, он и не думал их убирать. Она выглядела смешно и очень мило в своей шерстяной шапочке, закрывавшей волосы, с сажей на лице.

Он поднял руку и стянул с нее шапку. Все заколки, должно быть, слетели вместе с ней. Волосы рассыпались по плечам и по спине тяжелыми прядями. Он понял, что не видел ее с распущенными волосами с тех пор, как она была ребенком.

— Я, наверное, выгляжу растрепой, — улыбнулась она. Его тронуло тщеславие, прозвучавшее в ее словах. Марджед так редко можно было уличить в этом недостатке. Она действительно выглядела растрепой. И в то же время, как ни странно, была прелестной.

— Это все из-за краски на лице, — сказал он.

— Ой. — Она попыталась оттереть одну щеку, но безрезультатно. — Совсем забыла. Ну вот, вы увидели меня без маски. Позвольте и мне тоже посмотреть на вас. Сейчас темно, и я все равно не смогу вас потом узнать.

— Марджед, — произнес он, отводя от лица се руку, — я Ребекка. Под маской ничего нет. — Он хотел было поднести руку к своим губам, но понял, что жест может показаться ей слишком знакомым. Поэтому просто стиснул ее пальцы. — Спокойной ночи. Я постою здесь, пока ты не войдешь в дом.

— Спокойной ночи. — Она тоже пожала ему руку. — Спокойной ночи, Ребекка. И спасибо за то, что сделали такой крюк.

Он отпустил ее, но она замешкалась. Вместо того чтобы повернуться и уйти, Марджед ему улыбнулась. Этого выдержать он уже не смог. Он снова обнял ее за талию, привлек к себе и поцеловал.