Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В. Ерофеев. Записные книжки.
Со времени великих порнографических открытий прошло уже довольно много времени.
Об этом можно говорить с некоторой ностальгией.
А тогда, в конце восьмидесятых призрак бродил по России, одет был призрак в сетчатые чулочки, и более не было на нём ничего.
Коммерческие издательства, так тогда и говорили: «коммерческие издательства», выпускали эротические романы. Появился тогда на прилавках «Любовник Леди Чаттерлей» и сочинения маркиза де Сада. В переводе первого, что был сделан Татьяной Лещенко ещё в двадцатые, через страницу проскальзывало: «он обнажил перёд своего тела». Кажется, спустя лет шестьдесят просто перепечатали издание «Петрополиса» 1932 года со всеми ошибками, когда наборщик никак не может решить, какой орфографии придерживаться — старой или новой. Яти рыскали по страницам.
Эратоманы приникали к «Жюстине» и гадали о смысле выражения «и мерзкий монах воскурил свой фимиам». Анатомия героев де Сада была поразительна, топологические свойства их тел настолько трудны для восприятия (в этом переводе), что могли использоваться вместо ночного счёта овец.
Появился на прилавках и Казанова, печальный изобретатель государственных лотерей, обидчивый больной старик, раздражённо пытающийся доказать, что он был способен на что-то еще, кроме совращения девиц.
Что интересно, первым изданием, с восторгом раскупавшимся людьми, считавшими свои рубли лихорадочно, сбиваясь, не отводя горячих глаз от названия, был Фрейд.
Тонкий, хорошо скатывающийся в сексуальный предмет, сборник, снабжённый маленьким окошком, в которое выглядывал кусочек репродукции Климта — вот каково было первое издание Фрейда.
Я сочувствовал людям, накинувшимся на него — среди них были и честные домохозяйки и продавцы помидоров. Им сказали, что Фрейд — «про это». И вот они напоминали пионера, задумавшего собрать звёздолет и для проверки своих знаний раскрывшего «Курс теоретической физики» Ландау и Лифшица. В этом труде единственные русские слова между вереницами формул — «очевидно, что:», с обязательным двоеточием на конце.
Вечернее чтение Фрейда восстанавливало равновесие души и снимало напряжение.
Была и книга с загадочным названием «Ну и что ты будешь делать, когда заполучил меня сейчас?». Правда, по домам ещё лежали распечатки с алфавитно-цифровых устройств, где неровные буквы складывались в знаменитую книгу Кинессы «Брак под микроскопом», загадку авторства которой предстоит разгадать будущим поколениям. А пока возбуждённые соотечественники бормотали как мантру: «Ласкун — Лебедь — Балун — Балда — Малыш — Принц — Король — Голован — Слон».
При этом миллионы людей совершенно серьёзно считали всё это порнографией.
Самое удивительное, что отечественная порнография действительно существовала. До этих смутных времён она продавалась слепоглухонемыми и безногими на вокзалах.
Её производили те же фотографы, что работали на секретных заводах.
Изображение на карточках, что веером кидали на плацкартную полку, было похоже на оборонную деталь, снятую с установленных ракурсов и затемнённую — для большей таинственности.
Описания техники секса пришли оттуда же: «Подойдя к станку, проверьте себя на наличие спецодежды и выступающих концов, переведите рычаг в верхнее положение, остерегайтесь раскрутки ключа в шпинделе…».
А потом задул ветер перемен, и все взволновались, стало не до порнографических открытий. Люди занялись прочими открытиями и вообще вели себя дурно. Лишь изредка узнавая, что мир порнографии всеобъемлющ и велик, она идёт за человечеством неистребимая, как неистребимо желание, необходимая, как скорая помощь и вечная, как магнитосфера Земли.
Ведь это так необходимо, когда приходит весна — отворяй ворота.
Извините, если кого обидел.
11 марта 2015
История про образец стиля (2015-03-11)
Надо сказать, что в русской ментальности происходит путаница между порнографией (в смысле текстов и книг) и порнокинематографией (фильмами). Разница, меж тем, велика, и бытование этих индустрий совершенно различно.
Не говоря уж о том, что между ними стёрта всякая грань.
У каждого своя цепочка ошибок. Меня, к примеру, Советская власть приучила меня к тому, что «Барбарелла» — непристойный фильм, практически порнография. С этим знанием я прожил много лет, а потом, в начале девяностых посмотрел-таки «Барбареллу».
Но дело в том, что порностудии очень часто снимают дорогие костюмные фильмы «по мотивам» блокбастеров. И вот увидел я не исходный фильм с Джейн Фондой, а настоящее порно, считая его оригиналом. «Прав был парторг, стриптиз — отвратное зрелище», как говорилось в одном советском анекдоте.
Но вот книжная порнография, оставшаяся как бы в тени кинематографической, продолжает жить и развиваться.
Один из лучших образцов стиля, предвестника нового русского языка, я наблюдал в одной странной книге. Её много лет назад подарил мне мой товарищ, что торговал тогда книгами в метро, и вот, принёс в Калитниковские бани образцы продукции. Впечатление от неё было ошеломляющее.
Оказалось, что большая часть этих книг — натуральные порнографические романы, размноженные чуть ли не на гектографе.
Был среди них, например, некий Марк Ренуар с книгой «Валенсия». Почему так она называлась неизвестно, ни одной женщины по имени Валенсия мы там не обнаружили, но слог (сразу же, на первой странице) поражал: «парочки довольно скромно любезничали, пользуясь полусумраками».
Полусумраки — вот было открытие стиля.
Вокруг порнографии, впрочем, уже вырос целый язык — не в последнюю очередь за счёт того, что её переводили автоматическими переводчиками. Как-то я прочитал в одном переводном рассказе чудесный диалог между героями: «Что случилось? — спросил я» — «Не притворяйся глухим», — сказала она. — «Дай мне кредит на ломку льда между нами».
По-моему, абсолютно гениальный диалог.
Это также пространство для фрейдистских ослышек — помню, как мне пришёл порноспам (в нём были заголовки порнороликов). Когда я прочитал очередной, то восхитился: «Электрик жарит яичницу». Я прямо порадовался за этих людей, но что-то меня остановило, и я прочитал строчку снова. Там всё же было написано «Электрик жарит посетительницу». (Тут неловкая ошибка — потому что, скорее всего, электрик — сам посетитель, но это уже не так важно).
Много лет спустя (если продолжить тему стиля и языка), прогрессивная общественность защищала писателя Сорокина, которого ретрограды обвиняли в порнографии.
Тогда мне прислали текст первой экспертизы, где написано, что у Сорокина нет порнографии.
Это было впечатляющее чтение: «В рассказе «Свободный урок» где завуч демонстрирует гениталии школьнику, эта сцена призвана пародийно подчеркнуть неисчерпаемость природы, невозможность ограничить процесс её познания какими-то рамками, в том числе и школьными».
Писал всё это человек в общем-то известный — Б. В. Соколов, доктор филологических наук. Ещё там было: «Также использование ненормативной лексики в рассказах относится исключительно к речи персонажей и призвано передать особенности реального разговорного языка».
Я тогда вспомнил отчего-то цитату из того самого порнографического романа, что читал в бане: «Когда я