Король Зимояров стоял неподвижно, плотно сжав губы, и наблюдал, как меняется серебро. И наконец у нас с ним в руках рассветным солнцем засияла золотая корона — такая необычная, такая яркая под облачным небом. Толпа испустила громкий вздох; послышалось тихое перешептывание. Мой Зимояр подержал корону еще мгновение, а потом мы вместе водрузили ее мне на голову.

Она оказалась куда тяжелее серебряной. Я сразу почувствовала, как она надавила на затылок, на плечи, пригнула меня книзу. Это же та самая сила, которую Зимояр трижды взыскивал, запоздало сообразила я, ради нее он меня и преследовал. И вот он доказал всему своему народу, что у меня эта сила и вправду есть. Уж теперь-то он едва ли меня отпустит. Но я смотрела на Зимояров без страха, с высоко поднятой головой. Больше никто из них не ухмылялся, а осуждение на белых лицах сменилось тревогой. Я вглядывалась в их ледяные черты и внушала себе, что не дрогну перед ними.

Мы не обменялись никакими обетами, и свадебного пира не было, и никто нас не поздравлял. Несколько высеченных изо льда лиц обратилось ко мне, несколько косых взглядов было брошено в мою сторону, но по большей части Зимояры просто неслышно растекались из рощи, оставляя нас вдвоем возле возвышения. Даже слуга с поклоном удалился. Король постоял еще несколько мгновений, а потом тоже развернулся и зашагал прочь по зеркально гладкому льду замерзшего ручейка.

Я пошла за ним. Не оставаться же одной в этой роще. Когда мы приблизились к переливчатой хрустальной стене, я заметила, что остальные Зимояры исчезают в разных расщелинах, проходах и дверях — судя по всему, они жили прямо в стенах, окружающих луг. Ледяной ручеек, вдоль которого мы шли, мало-помалу расширялся; на опушке белой рощи под драгоценным сводом лед совсем истончился, и стала видна бегущая вода. Возле стены ручей вырывался из ледяных оков и скрывался в темном проходе.

Рядом с этим проходом начиналась длинная лестница, выдолбленная в горе. И мы вдвоем двинулись вверх — это был головокружительный, изматывающий подъем. Кроны белых деревьев остались далеко внизу. Перил у лестницы не было, и я всячески избегала смотреть вниз, чтобы не сверзиться ненароком, но один раз все же не утерпела и посмотрела. Сверху круги деревьев были видны более отчетливо, и белый луг простирался передо мной как на ладони. Я опиралась о камень и старалась внимательно глядеть под ноги. Зимояр далеко опередил меня. Когда я одолела наконец лестницу и очутилась в просторных покоях, он уже поджидал меня, повернувшись ко мне спиной и стиснув кулаки.

Покои оказались вытянутыми: у входа стены были во всю толщу горы, а на дальнем конце они делались тонкими и прозрачными, как стекло, превращаясь в огромное окно. Это окно выходило на склон. Я подошла и глянула вниз. Подо мной из темной расселины, похожей на трещину в законченном стекле, низвергался водопад. Водный поток терялся в облаке пара, а ниже полузамерзшая река струилась к темному еловому лесу, припорошенному снегом. Дороги среди белых деревьев, что привела нас сюда, больше не было. Мы ехали в санях каких-то несколько часов, но почему-то я не могла разглядеть сверху ни Вышни, ни другого города смертных. Только бескрайний зимний лес простирался на все четыре стороны.

И мне это совсем не понравилось. Необъятная темная даль, расцвеченная снежными кружевами, и где-то тут полагается быть Вышне и тракту, ведущему в мой родной городок, — но ни Вышни, ни тракта нет и в помине. Интересно, а дома меня хватились? Или я улетучилась из памяти, как Зимояры, которых если не видишь, то и не вспоминаешь? А вдруг моя мать уже забыла, почему я до сих пор не пришла домой, или вообще обо мне не помнит? Может статься, она уже и не вспоминает, что когда-то у нее была дочь, которая слишком разбогатела и слишком величалась, за что ее и похитил владыка зимы.

Стены покоев были убраны тонкими, как паутина, шелками, отливающими серебром. Здесь не потрескивал уютно камин, но то и дело вокруг воздвигались хрустальные колонны выше моего роста, они вбирали свет и рассеивали его внутри себя. Внизу никакого праздничного пира никто не устроил, но тут для нас кто-то накрыл небольшой стол из белого камня и наполнил два серебряных кубка — один с оленем, другой с ланью. Я взяла один и только хотела отпить, как Зимояр, громко вскрикнув, выхватил у меня кубок и грянул его о стену с такой силой, что на серебре осталась вмятина. Вино разлилось по полу широкой лужей и засочилось дымящимися ручейками, в которых был хорошо заметен странный белый осадок. В кубок определенно что-то подмешали.

— Так ты отравить меня думал! — ахнула я.

— А как же мне об этом не думать! — свирепо огрызнулся он. — Мало того что пришлось на тебе жениться, так теперь придется тебе предаться. — И Зимояр бросил полный ненависти взгляд на другой конец комнаты. Там, скрытое тончайшими шелковыми завесами, возвышалось супружеское ложе.

— А кто тебя вообще просил на мне жениться?! — вознегодовала я.

Злости во мне уже было больше, чем страха. Однако Зимояр лишь раздраженно махнул рукой: мол, не береди рану, и так тошно. То есть, получается, честь велит ему жениться на мне, дабы не нарушать данного слова, но, исполнив обещанное, он тут же готов со мной покончить. В конце концов, никаких обетов он не давал, сказал только, что отныне я его королева, напялил мне на голову корону, а сам даже не поклялся почитать и защищать меня.

А теперь он привел меня сюда, чтобы убить. И убил бы, если бы не… Я медленно подошла к кубку и подняла его с пола. И вызвала в себе то самое жаркое тепло, которое заставило измениться корону в моих руках. Я сжала ножку кубка — и по серебру растеклось золото. Я обернулась к королю с уже полностью золотым кубком, и Зимояр посмотрел на меня тоскливо, словно я вместо золотого кубка протягивала ему его злосчастную судьбу.

— Я не нуждаюсь в напоминаниях, — резко бросил он. — Отныне я принадлежу тебе. — И он швырнул на кресло плащ на белом меху, расстегнул манжеты и ворот рубахи. Он собирался раздеваться.

Я уже открыла рот, чтобы остановить его, но поняла, что спорить с ним бесполезно. Он уже взял меня в жены и короновал по велению долга. Я могу сколько угодно отпираться, а он может сколько угодно меня травить. Но при этом он не нарушит данного слова. Наша свадьба обрекает меня на супружеские радости, и не важно, хочу я этих радостей или нет. Король Зимояров — как заемщик, который всегда платит вовремя. И, видно, я зачем-то загадала про него желание злой фее.

— Зачем вам далось это золото? — в отчаянии спросила я. — У вас полно серебра и драгоценных камней, у вас целая бриллиантовая гора. Неужто золото для вас так важно?

Но, как и в санях, он не удостоил меня ответом; я для него была как докучливая муха. Ему надо было расстегнуть примерно с полсотни пуговиц, и он добрался уже до последних. Глядя на пуговицы, быстро мелькавшие в его пальцах, я решилась на отчаянную попытку.

— Ты сказал, что отныне принадлежишь мне, — выпалила я. — Не желаешь ли откупиться? Что дашь мне взамен себя?

Он стремительно обернулся ко мне в расстегнутой на груди рубахе; кожа у него была молочно-белая, как мраморные полы в герцогском дворце.