Причал отдалялся, мельчали в полуденной дымке пришвартованные у пирса суденышки, фигурки людей. Глеб затаил дыхание, когда на левом борту возникла фигура в купальных шортах и сдвинутой на затылок водолазной маске с отогнутой трубкой. Плечистый, ладно сбитый мужчина шел вдоль судна, в руке у него что-то чернело. Немецкий пистолет для подводной стрельбы «Heckler & Koch», который, в принципе, можно использовать и на суше. Воспламенение зарядов – электрическое, обойма – картридж на пять зарядов. Глеб напрягся, готовясь прыгнуть в воду, если будет нужда, но, очевидно, мокрая голова за фальшбортом неплохо гармонировала с мусором на палубе и не являлась чем-то отличительным. Пловец его не видел, он был занят своими делами. Шевельнулось справа по борту, и возник еще один ныряльщик. Как тесен этот жестокий мир! В первом пловце Глеб, к немалому изумлению, признал ирландца из 20-го номера в «JardinTropical», кажется, Грег. Второй, соответственно, Адам. Геи-неразлучники; приветливые, ласковые, такие вкрадчивые. Любят играть в ролевые игры? Голова кипела от вопросов, на которые не было ответа. А на самом ли деле они ирландцы или только их предки давным-давно, еще до переезда за океан, были ирландцами? Такие ли они геи, как прикидываются? А не служат ли эти ребята в «морских котиках» – элитном подразделении морского спецназа Соединенных Штатов Америки?

Мужчина по имени Адам (врал, наверное) прошел половину пути и остановился. Взял пистолет на изготовку и начал осматриваться – суровый, решительный, челюсти плотно сжаты, какая уж тут доброжелательность! Напарник на левой стороне тоже осмотрелся, пошевелил губами (коммуникатор в ухе?), взялся за перила и начал медленно подниматься в рубку. Стоило ли вмешиваться? Не дать американцу пристрелить Джерри, чтобы потом это сделать самому?

Рывок, пловец взлетел на капитанский мостик, сдавленный вскрик, хлопнуло – не то чтобы громко, но слышно. Поменялись бразды правления: штурвал теперь был у Грега, из чего, в общем-то, не следовало, что катер повернет к берегу. Судно продолжало двигаться правым галсом, разрезая воды лагуны. Адам, скучающий справа по борту, насторожился, постучал по уху. Выслушал информацию и сдержанно кивнул – все в порядке, иного и быть не может, развернулся и потопал на заднюю палубу. Дымов забросил ногу, перекатился с фальшборта на судно. Он по-прежнему находился в «слепой» зоне. Перебежал открытое пространство, двинулся, хватаясь за леер и спасательные круги, на корму, опасливо обходя выступы в корпусе судна. Чуть не споткнулся о валяющийся в проходе спасательный круг (отвязался), застыл, затаив дыхание. Спина Адама мерцала перед глазами, он стоял перед выходом на корму, чего-то ждал… и вдруг напрягся, снял пистолет с предохранителя, изготовился к прыжку…

Глеб не видел, на что он там собрался позариться, но в груди екнуло. А дальше и сам не понял, что нашло. Атаки с тыла пловец не ждал (а зря), ему и в голову не приходило, что на судне посторонний. Глеб подхватил валяющийся под ногами круг, на цыпочках устремился вперед, и, когда пловец уже выскакивал на палубу, собираясь вскинуть пистолет, с размаху водрузил ему на голову спасательный круг, продавив через плечи по самые локти. Пловец задергался, но «смирительный пояс» держал прочно. Он мучительно пытался поднять пистолет, но не мог согнуть руку в локте. Обернулся в прыжке, физиономия исказилась яростью, а когда обнаружил, кто стоит напротив него со злорадным «среднерусским» оскалом, чуть не задохнулся от злобы. Глеб ударил в адамово яблоко, и тот захрипел, ломаясь пополам, с перебитой гортанью, запрыгал, как балерина, со спасательным кругом вместо пачки и рухнул, переплетя ноги. Из уха выпал передатчик, из руки – пистолет. Глеб подхватил оружие, метнулся через палубу, отметив краем глаза, как ахнула, прижав к груди руки, женщина, успевшая снять очки и белую косынку. Она зачем-то вышла на палубу (видно, и впрямь разногласия с мужем), ее и собирался пристрелить пловец.

Секунда-вторая, и Глеб уже выкатился на левый борт. Скольжение по палубе головой вперед, и он с ужасом почувствовал, как с него сползают плавки. Срам-то какой! Но некогда было переживать по поводу обнажившегося «хозяйства», на которое с испугом уставилась дама, он знал, что сейчас произойдет. У пловцов имелась связь «в ухе», и подозрительные хрипы Адама не могли не встревожить напарника. Грег уже торопился из рубки, бросив штурвал. Распахнулась и забилась дверца, упругое тело запрыгало по лестнице. Глеб начал стрелять с обеих рук, тщательно целясь. Эффективная дальность стрельбы на воздухе – до тридцати метров. Достаточно. Но жаркий пот заливал глаза, дрожали руки, мишень плясала перед глазами. Первые заряды из картриджа ушли в «молоко», потом он попал пловцу в руку, и тот завопил от боли, повис на одной руке, но пистолет не выронил. Еще одна пуля в корпус, последняя, пятая, в голову…

Глеб резко вскинулся и шагнул к даме. Та попятилась, распахнула глаза до упора. Что в них – невольное восхищение? Ей понравилось? Задрожала пухлая губка, отвисла вместе с челюстью. У нее были красивые глаза, из тех, что запоминаются, а потом, когда их видишь вторично, ломаешь голову, где же их видел…

– Господи, что это было? Вы кто? – спросила она приятным низким голосом, тоже из тех, что запоминаются. Губа не дура у Виктора Павловича.

– Вас пытались убить, Наталья Давыдовна, – приветливо улыбаясь, пояснил Глеб, – устранить как ненужного свидетеля. Вы остались живы, поздравляю. Они убили только Джерри, или как там его на самом деле…

– Ох, как трудно это осмыслить. – Она волновалась, грудь учащенно вздымалась, глаза блестели. Она смотрела на незнакомца со смесью страха и любопытства. – В последнее время столько всего на меня свалилось… Вы один из помощников Виктора, правильно? Вы нас подстраховывали?

– В каком-то роде – да, Наталья Давыдовна, – уклончиво ответил Глеб. – С вашим мужем мы знакомы не так давно, но нас уже связывают прочные, хотя довольно непростые отношения…

Ей что-то не понравилось в его поведении и намерениях, которые выдавали глаза. А намерения у Глеба были недвусмысленные – придушить, обезвредить, желательно не очень больно, и чтобы дама не успела испугаться. Бутерс наверняка слышал выстрелы; сидит там внизу, трясется от страха, зайка серенький, но может перебороть свою натуру, вырваться на волю…

– А вот и я, – радостно возвестил Мишка Черкасов в купальных трусах в чудовищный горошек, вскарабкиваясь по канату, свисающему с борта. Отфыркался, уселся на леер и добавил, сверкая белозубой улыбкой: – Надо же, догнал. Я тут слышал звон, Глеб Андреевич, но как-то не понял, о чем это… Мэм? – учтиво поклонился он к Наталье Давыдовне, прижав ладонь к груди. – А где же наш третий друг?

– О, господи! – выдохнула дама, уже не зная, чему удивляться. – И много вас таких в море?

– Спрыгивай, – разрешил Глеб, – чего уселся, как курица на насесте? Пошли за фигурантом…

Но этот тип уже сам гремел по лестнице, ломился на заднюю палубу. Истошно взвизгнула Наталья Давыдовна, отпрыгивая в сторону. Ни разу в жизни Глеб не прикрывался женщинами, но сейчас бы это сделал, ей-богу! Виктор Павлович Бутерс, собственной персоной, рубашка расстегнута, в каждой руке по увесистому австрийскому «глоку», рот распахнут, в глазах такая ярость – мол, когда же вы все от меня отстанете?! Теперь вопили все присутствующие – вопил капитан Дымов, вопила Наталья Давыдовна, вопил доведенный до греха Бутерс, вопил Мишка на «насесте», которому досталась первая пуля, поскольку именно его и узрел в первую очередь Виктор Павлович. Мишка замахал руками, изменившись в лице, слетел с леера и громыхнулся в воду. Глеб вскинул пистолет, нацелился в плечо и надавил на спуск. Пустая обойма, невероятно! Век живи, и столько же ошибайся! Бутерс хохотал ему в лицо, стреляя из обоих пистолетов. Страшный, беззубый. Самообладания и выдержки ему не хватало, мастерства – тем более, но какие приемы против двух пистолетов?