— Ну и какое же это решение?

— «Огнестрельный» макет будет условно называться «Случай в Техасе». — Рябинкин со значением поглядел на Лену и на Людмилу Васильевну.

— Это про Кеннеди, что ли? — весело изумилась Лена. — Обалдеть.

— И жена в машине будет? — спросила Людмила Васильевна.

— Будет. В розовом костюме, как полагается, — успокоил ее Рябинкин.

— Тогда и мне надо будет тоже такой же сшить, — высказалась Лена. — И шляпку. Таблеткой. Чтобы было полное соответствие. Преподаватель и макет — в одном тоне. Прихожу на занятие — а у меня на голове розовая таблетка. Студенты падают со стульев от восторга. Ой! — И Лена неожиданно икнула.

— Ну а дальше? — не утерпела Людмила Васильевна.

— Автотравму сделают по документам автокатастрофы с Михаилом Евдокимовым.

— Губернатор-юморист? Тоже соответствует. — Лене казалось, что она само остроумие. — Методичку к этому шкафу нужно переделать. В юмористическом духе.

— В третьем шкафу — повесившийся Есенин. Как я и говорил.

— А у Есенина методичка в стихах. — Лена внезапно помрачнела. — Фантастика.

— Почему?

— Потому что этого не может быть никогда. Мы же не хотим превратить занятие в цирк?

— Елена Николаевна! — Лаборантка строго посмотрела на Лену.

— Жаклин Кеннеди в розовой шляпке в нашей учебной комнате? Полное дерьмо. Так не бывает.

Людмила Васильевна с намеком взглянула на Рябинкина.

— Макеты сделаны, назад хода нет. Я уверен, что занятие будет проходить на самом высоком уровне, — сказал Петр Сергеевич. — Все, встаем. Пора немного проветриться и за работу.

— Вы, Лена, методички донести сможете? — Людмила Васильевна взяла целую охапку папок с методическими рекомендациями и вручила Лене. — Если сможете — несите. Во вторую учебную комнату. Шагом марш! — И Людмила Васильевна, развернув к дверям, придала ей нужное направление.

Лене ударил в нос запах бумаги, клея, картона.

— А-а-а-а! Апчхи! — Пахли пылью и влагой только что протертые методички. — А-а-а-а! Апчхи! — и все методички посыпались на пол из Лениных рук. — Апчхи!

— Ой, извините! — От чихания Лена как-то вмиг протрезвела. — Я соберу. Апчхи! Апчхи! — Она полезла в сумку за носовым платком. — Апчхи! — приступ чихания был силен, как никогда в жизни. — Апчхи! — Сумка вырвалась у Лены из рук и, перевернувшись, шлепнулась на пол. На пол полетели и расческа, и томик Светония, и платок, и кошелек… — Апчхи! Апчхи!

— Идите умойтесь. — Людмила Васильевна подвела Лену к раковине за руку, как маленькую. Господи, она еще и больная! Вот наградил бог ассистенткой. — При аллергии помогает.

— Да у меня никогда не было аллергии. Апчхи!

— Умывайтесь! — Лаборантка кинула Лене в руки чистое полотенце. Петр Сергеевич уже собирал с полу нехитрый Ленин скарб. Подняв обернутого в газету Светония, он не удержался и заглянул под обложку.

— Ого, что за книжки вы читаете.

Лена чувствовала себя несчастной. Полотенце пахло прачечной.

— А я их не читаю. Я на них гадаю. Апчхи. — Но это последнее апчхи после умывания было уже не таким сильным, как раньше.

— Ничего себе гадание, — удивился Рябинкин. — Про кофейную гущу слышал, по ромашке еще…

— Есть такое, — подтвердила Людмила Васильевна. — По печатному тексту. Хоть по газете.

— Это как?

— А вы раскройте книжку, там, где страницы замяты, и сами увидите, что мне сегодня с утра Светоний нагадал. — Лена сложила мокрое полотенце. — Куда его?

— Оставьте там, — кивнула в сторону Людмила Васильевна. Петр Сергеевич помотал книжку в воздухе — чтобы легче определить, где страницы действительно замялись.

— Ткните теперь в любое место. Только глаза закройте.

Рябинкин глаза закрывать не стал, но к Лениному удивлению впялился в то же самое, так поразившее ее в троллейбусе место и… «…Когда же он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон…» Это про кого?

— Про Цезаря. — Лена смотрела на себя в зеркало над раковиной и думала, как хорошо, что она сегодня не стала краситься. Вот бы сейчас возилась с потекшими глазами!

— Гая Юлия?

— Да. — Она достала расческу.

Людмила Васильевна с завистью посмотрела, как Лена распустила свои пышные волосы, расчесала их и снова закрутила в пучок, заколола заколкой.

— …двадцатью тремя ударами… — пробормотал Петя. — Я что-то такое недавно слышал.

— Известная история, — Лена уже совершенно пришла в себя, только в желудке было неприятно от выпитого.

— А сколько было заговорщиков? — спросил Рябинкин. — Тоже двадцать три? По числу ран?

— Нет. Двенадцать или тринадцать. Когда первые раны были нанесены, они обезумели от восторга, что убивают Цезаря. И били куда придется. Но, видимо, все равно его боялись. Потому что врач, который лечил Цезаря и потом его же вскрывал, сказал, что только одна рана была смертельной.

— Откуда вы это знаете? — поджала губы Людмила Васильевна.

— А у меня отец был историком. Между прочим, профессором, заведовал кафедрой в педагогическом университете. — Лена произнесла это скромно, но не без гордости. — Он всю жизнь собирался расследовать до конца убийство Цезаря. Материалы собирал. Ему хотелось узнать, кто же именно нанес Цезарю единственную смертельную рану.

— И что же, узнал? — спросил Рябинкин.

— Не успел. — Лена помолчала. — Отец умер в прошлом году.

Людмила Васильевна вскинула на Лену глаза, хотела что-то сказать, но закрыла рот.

— Извините.

— Ничего. — Лена бросила в сумку расческу, защелкнула замок.

— А знаете что? — выражение лица Петра Сергеевича сделалось странным — задумчивым и одновременно хитроватым. Он даже прищурил оба глаза, как бы разглядывая внутреннюю картинку, не видимую ни Лене, ни Людмиле Васильевне. — Это убийство будет сюжетом нашего четвертого шкафа.

— Но это же безумно дорого! — сказала Людмила Васильевна. — Я в прошлом году на Рождество хотела внучке вертеп купить — так остановилась. Стоил этот вертеп половину моей зарплаты. А в вертепе было только шесть фигурок. Трое людей, трое животных. Даже волхвов не было. А у вас, как я поняла, одних заговорщиков — чертова дюжина.

— Двенадцать, — поправила Лена.

— А сам Цезарь? — посмотрела на нее Людмила Васильевна.

— Ладно, как-нибудь. Жены у меня нет, квартиры нет, мебели нет, один мотоцикл. На что мне деньги тратить? — Петя уже загорелся. — Сделаем древнеримский вертеп. Представляете — на ступенях Сената лежит мертвый правитель в завернутой на голове тоге. А в груди у него торчат… разные колюще-режущие предметы.