Лилиаз помрачнела:

– Пайпер не делала этого. Просто сказала, чтобы всех удивить. Пайпер любит шокировать. Это одна из ее любимых забав.

Я нахмурилась:

– Если не Пайпер, то кто?

– Я. – Лилиаз вздохнула и сжала кулачки. – Это сделала я.

Ее глаза заблестели от слез.

– Мне так жаль, – прошептала она. – Ужасно, ужасно жаль. Я знаю, что поступила плохо. Куклы сказали мне, чтобы я спустилась вниз и разбила его ночью, когда все уснут, а я ответила: нет, я не причиню вреда моему брату. Он любит меня так же сильно, как я – его. Он говорит, мне не нужно меняться, если я сама этого не хочу.

Слезы покатились по ее щекам. Она дрожала всем телом.

– Камерон мне дороже всех на свете, – продолжила Лилиаз. – И он говорит то же самое обо мне. Я бы никогда не причинила ему боль. Никогда. Никогда. Никогда. Если кто-то должен грустить, уж лучше я, а не он. Но в ту ночь я ничего не могла с собой поделать. Не могла остановиться. Они шептали и шептали мне в уши, пока все в моей голове не перепуталось. Я разбила рояль, хотя обещала себе, что не стану этого делать. Когда Камерон узнает об этом, он возненавидит меня, и я больше не буду его самым дорогим человеком.

– Думаю, он всегда будет тебя любить. – Я подошла поближе и присела возле нее на колени. – И не сможет тебя возненавидеть.

Я обняла кузину. Она обвила мою шею руками и прижалась ко мне.

– Мы объясним Камерону, что случилось, – утешала я ее. – Ты все это время знала: во всем виноваты Ледяные Шарлотты, и, я полагаю, Камерон тоже начинает в это верить.

– Из-за них Пайпер делает иногда такие ужасные вещи? – спросила Лилиаз, уткнувшись мне в плечо. – Куклы заставляют ее?

– Не знаю. Но мы это скоро выясним. И да, если ты последишь за ней, пока я буду в ее комнате, то здорово мне поможешь.

– Хорошо, – согласилась Лилиаз и вытерла глаза рукавом.

– Тогда пойдем. – Я сжала ее руку. – Посмотрим, сможем ли мы найти письмо, о котором говорит Ребекка.

Лилиаз осталась у лестницы, а я вошла в комнату Пайпер и огляделась, не зная, с чего начать.

Увидела стол, подошла к нему и стала выдвигать ящики. В первых двух лежала косметика и разные лосьоны, а последний оказался закрыт. Не найдя ключа, я быстро осмотрела всю комнату, но не заметила ничего необычного.

Времени было мало – Пайпер вот-вот должна была подняться сюда. Я решила рискнуть и открыла ящик линейкой, найденной среди ее вещей. Она узнает, что я рылась в ее комнате, но осторожничать было некогда.

Я выдвинула ящик, понятия не имея, что там увижу. Внутри лежал блокнот, и я сначала подумала, это дневник, но когда доставала его, оттуда выпал листок. Я подхватила его и с удивлением узнала собственный почерк. Это было письмо, которое Пайпер диктовала мне пару дней назад – ее подруге Салли. Я нахмурилась, гадая, почему она его не отправила, а затем открыла блокнот.

Удивительно, но на первом листе была копия письма к Салли, и на этот раз почерк принадлежал Пайпер. Я перевернула еще несколько страниц, и кровь застыла у меня в жилах. Пайпер неоднократно переписывала это письмо, и с каждым разом ее почерк все больше походил на мой, словно она пыталась его подделать. Наконец он стал точно таким же. Я не понимала, зачем ей все это, пока не пролистала несколько следующих страниц и не нашла еще одно письмо – в самом конце блокнота.

Именно о нем говорила Лилиаз, вот только Пайпер написала его не мне. Она написала его от моего имени. Мои собственный почерк бежал по странице, хотя я никогда не видела этого письма.

Я прочитала его и почувствовала, что мне не хватает воздуха. Опустившись на край постели Пайпер, я прижала ладонь ко рту.

Это была предсмертная записка.

От моего имени.

Какое-то время я просто сидела, уставившись на записку в моей руке, читала и перечитывала ее, не веря своим глазам.

«У нее найдется план и для тебя», – сказал Камерон, но я никогда не думала, что Пайпер захочет моей смерти. Я вспомнила о школьницах и погибшей учительнице и задумалась, способны ли Ледяные Шарлотты заставить одного человека убить другого. Я знала: Лилиаз всем сердцем любила Камерона и никогда бы намеренно не причинила ему боль, – и все же она уничтожила самую ценную для него вещь.

Внезапно я поняла, что делать. Надо было вынести кукол из дома – всех до единой.

Но сначала я разорвала предсмертную записку, закинула клочки в карман, вытащила мобильник и попыталась позвонить маме. Ее телефон был выключен, и я решила, что она в самолете. Позвонила домой. Трубку, конечно, никто не возьмет, но я захотела оставить им сообщение. Если здесь что-то случится, они будут знать – это не самоубийство, я никогда бы так не поступила ни с ними, ни с собой.

Но, к моему удивлению, механический голос сообщил мне, что автоответчик заполнен. Я нахмурилась. Как мы могли получить столько сообщений в такой короткий срок? Набрала пароль, чтобы прослушать их, и, едва зазвучало первое сообщение, поняла: моя жизнь в настоящей опасности.

На автоответчике был мой голос. Первое сообщение оказалось отправлено в ночь моего приезда, и я с ужасом слушала, как рыдаю и говорю, что отправиться на Скай было ошибкой и теперь я чувствую себя еще более грустной и одинокой, чем прежде. Сообщения шли одно за другим и становились все страшнее. Я рассказывала родителям о том, что никогда еще не была так несчастна и просто хочу прекратить эту боль.

Да, я уже слышала, как Пайпер имитировала мой голос. Поразилась я другому. Она оставила первое сообщение всего через несколько часов после того, как я приехала к ним. Это было самым страшным. Она все спланировала с самого начала. Хотела навредить мне с момента знакомства. Мы никогда не были подругами.

Я не могла унять дрожь в руках. Поверили бы мои родители в то, что я убила себя? Конечно, они знали: я не такой человек. Но оставалось ли им иное, услышь они мой голос на автоответчике? Все эти сообщения?

У меня был единственный шанс – вынести кукол из дома и надеяться, что это остановит Пайпер.

– Сэндвичи готовы! – позвала кузина снизу.

Я схватила ее блокнот. Затем заметила сумку у двери. Дернула молнию и заглянула внутрь. На меня глядели сломанные куклы, их фарфоровая поверхность была заляпана черным песком. Я забрала сумку в свою комнату. Лилиаз застыла на пороге, тревожно глядя, как я достаю чемодан и сваливаю внутрь Ледяных Шарлотт.