– Возможно, это профессиональная привычка. У вас тоже такая есть. Любите вы вопросы задавать. Но я не на все имею право отвечать, поэтому предпочитаю вообще ничего о себе не рассказывать, чтобы у вас не возникло желания развивать эту тему.

– Тем не менее, уважаемый товарищ подполковник, если вы желаете примкнуть к нашему обществу и опереться на его членов, вам придется быть со мной более откровенным. Хотя бы в том, что касается событий лично вашей жизни.

– Вообще-то я по природе своей волк-одиночка. Не привык опираться ни на какие общества. У меня не было желания примыкать к вашей компании. Пока я хотел бы только несколько часов отдохнуть. Мне сегодня предстоит сложная ночная работа по моему прямому профилю.

– А какой у вас профиль?

– Я военный разведчик-диверсант.

– Профиль, конечно, серьезный. Но члены нашего общества, как правило, не вступают в ненормативные отношения с законом, стараются его не нарушать. О любом событии, выходящем за рамки обыденности, они докладывают мне, а я уже решаю, как им следует поступить.

– Вам кто-то делегировал такое право?

– Я сам его себе присвоил, навел порядок среди определенной части бомжей. Они теперь не такие, как прежде, живут организованно и к закону относятся с уважением, хотя я и не скажу, что трепетно. Иногда, правда, пытаются трепетность изобразить. Но хорошего актера среди бомжей найти нелегко. Обычно я вижу, когда они не искренни. Но вы опять умело отвели меня от главной темы нашего разговора. Итак, вы думаете стать членом нашего общества или нет?

– Я думаю, что вскоре мне будет предоставлена возможность вернуться к нормальной жизни. Тогда у меня уже не будет необходимости в компании бомжей. Скорее всего, меня отправят служить в какой-то отдаленный гарнизон, откуда вскоре уволят на пенсию. Благо выслуга лет у меня более чем двойная, если учитывать периоды участия в боевых действиях, где год службы считается за три. Поэтому, наверное, многие офицеры и рвутся побывать в горячих точках.

– Это, наверное, только в спецназе ГРУ такое, – заметил капитан. – У полиции, да и у простой армии, как я слышал, считается год за два.

– Да. Но у нас и служба несравнима ни с простой армией, ни, тем более с полицией.

– У вас что, в три раза чаще убивают?

– У нас практически вообще не убивают. Мы обучены воевать без потерь. Подготовка такая. Да и экипировка, которая простой армии и не снилась. Хотя сейчас, насколько мне известно, уже и обычные армейские части экипируют комплектом оснастки «Ратник». Но у нас интенсивность использования войск несравнимо более высокая.

– Это хорошо. Но я все-таки так и не понял ситуацию. Что у вас с семейной жизнью?

– Да я и сам еще толком этого не понял. Знаю только, что стараниями кандидата в мужья моей жены меня сильно подставили в Сирии. Я там бежал из-под стражи, прямо с допроса, и практически пешком добрался до Москвы, где меня уже не ждали. Из своей квартиры выгнал и жену и ее кавалера, выбросил оттуда все, что напоминало о ней или о нем, вплоть до продуктов питания. Однако поселиться в своей квартире не могу, пока не оправдаюсь перед ФСБ, то есть не найду того негодяя, который меня предал. Есть подозрения, что это брат кандидата в мужья моей жены. Он служит в ФСБ или в ГРУ. Я не буду вовлекать вас в это дело, называть фамилии. Иначе и вы лично, и члены вашего общества могут стать объектом охоты спецслужб.

– Предоставляя вам убежище, мы объектами охоты не становимся?

– Нет, потому что я в случае собственного провала вас выдавать не намерен. У меня есть и другие места для ночлега. При необходимости я всегда могу сказать, что находился там. Некому будет подтвердить, что я отдыхал именно в этом месте, но никто и не сможет доказать, что меня там не было. По крайней мере, там остались мои отпечатки пальцев и потожировые следы. Этого, я думаю, будет вполне достаточно. К тому же моя репутация волка-одиночки сработает на подтверждение этой версии.

– Пусть будет так. Но что вы скажете на это? – Капитан вытащил из кармана бумажник, еще раз подтверждая, что он не бомж, потому что у них таковых не бывает, достал из него какую-то квитанцию и протянул ее подполковнику.

Виктор Васильевич взял ее между двумя пальцами и посмотрел. Это была квитанция из химчистки, выписанная на имя Барсукова В. Е.

– А это у вас откуда? – поинтересовался Россомахов, не проявляя, впрочем, удивления.

– Эта бумажка была в кармане замшевого пиджака, который Гоша подарил Юрию Петровичу, еще одному члену нашего общества, бывшему преподавателю медицинского университета. Интереснейший, надо заметить, человек. Специалист по обморожениям. Многим помог. В том числе и Гоше, когда тот в прошлом году пальцы на ноге снова приморозил.

– Что значит «снова»?

– Так вы его историю не знаете?

– Только частично. Про работу сторожем-грузчиком в молочном магазине, про жену немного. Он сам мне рассказывал.

– Гоша пил сильно, когда еще в футбол играл. Однажды пьяный зимой до дома дойти не сумел, рядом с подъездом остался валяться. Обморозил себе ногу. Попал в больницу. Ему пальцы на ноге ампутировали. Тогда и пришлось с футболом расстаться. Начались все его неприятности. Сам виноват. Не надо было лишку пить. Когда переберет, он скандальным становится. За это его жена из дома и выгнала.

– А вас? – поинтересовался Виктор Васильевич. – У вас тоже жена была? Тоже выгнала?

Подполковник Россомахов задавал вопросы не просто так. Таким вот образом он избегал разговоров с бывшим ментом о том, о чем беседовать не желал или просто не мог, когда дело касалось его службы.

– А меня никто не выгонял. Я сам ушел. Чтобы жену и двух сыновей обезопасить. Официально, как жена думает, к другой бабе ушел. Сыновья так же считают. Алименты я каждый месяц посылаю, но что можно взять с бомжа? К жене люди приходили, меня искали. Она такой концерт устроила, что они ей поверили. С настоящей истерикой. Сыновей после школы эти парни встречали, расспрашивали. Они то же самое им сказали. Жена и детям потрудилась свою версию сообщить. Правда, эта история мной выдумана. Но для ее же безопасности. А она не понимает.

– Была необходимость? – поинтересовался подполковник.

– Самая насущная. Сначала, когда пистолет имел, я что-то мог еще преследователям противопоставить. Хоть у них и автоматы, но я стреляю хорошо. С пистолетом в руках я автомата не боюсь. А потом меня из полиции погнали. Официально – по собственному желанию, на самом деле