А на дворе стоял густой застой,

И серый снег топтал топтун ущербный,

А нас на кухне ждал накрытый стол

И холодильник открывался щедрый.

1988

ЧУДО

(Ето стихотворение было навеяно событиями перестроики и посвящено еи и надеждам, рожденным ею)

Мятежный член художника Да Винчи

Летал над потрясенною Европой,

То к звездам поднимался горделиво,

То опускался ниже облаков.

Случилось это вроде в понедельник,

Или во вторник, или… врать не буду…

Короче, был обычный будний день.

Обычный день, привычная работа,

На рынках шла небойкая торговля

И в магазинах что-то продавалось,

Толпились покупатели у касс.

Ученики за партами сидели,

Водители сидели за штурвалом,

В мартенах сталь варили сталевары,

И повара в котлах варили суп.

По всем дорогам ехали кареты,

Возы с поклажей и автомобили,

Шли железнодорожные составы,

И по морям спешили корабли.

Цвели цветы, росли хлеба и дыни,

И овощи, и фрукты поспевали,

И с криком гомо сапиенс рождался,

Другой со стоном тихим отходил.

Обычный день, но вдруг воскликнул кто-то:

«Летит!». И стал указывать на небо,

Ему никто сначала не поверил,

Но после все увидели: летит!

Повысыпали люди на балконы,

На площади, на улицы, и вскоре

Остановилось всякое движенье

И наступила дикая жара.

Все головы свои позадирали,

К глазам несли бинокли и лорнеты,

И объективы кинофотокамер

Нацелились тотчас же на предмет.

Все астрономы и домохозяйки,

Купцы, шоферы, праздные зеваки

В пустое небо пялили глаза.

Два мужика в траттории открытой

Провозглашали тосты за Да Винчи,

За член его и об заклад побились,

Мол, упадет он иль не упадет.

Торговки рыбой громко хохотали,

А девушки притупливали глазки,

Но все ж порою взглядывали в небо

И прыскали стыдливо в кулачок.

Монахини испуганно крестились

И предрекали светопреставленье,

И говорили, это не к добру.

Когда обыкновенная комета

Появится на небе, это худо,

Но это не комета… Это, это…

Кошмар и ужас, Господи, прости.

И педагоги были в затрудненье,

Как детям объяснить явленье это,

Родители и вовсе растерялись,

Вдруг дети разберутся, что к чему.

А дети впрямь все мигом раскусили.

Был мальчик там по имени Джованни

Иль, может быть, Джузеппе, я не помню,

А помню только, что, взглянув на небо,

У мамы он испуганно спросил:

«Ой, мама, это что еще такое?

Что за предмет такой продолговатый

Над головами нашими летит?»

Конечно, мама несколько смутилась,

Попробовала даже отшутиться,

Потом нашлась: мол, это дирижабль.

Но мальчик был неглупый очень мальчик,

Он в тот предмет попристальней вгляделся.

«Да что ты, мама, это же пиписька,

Ты посмотри, пиписька, – он сказал. —

Такую же у дяди Леонардо

Я видел в бане прошлую субботу,

Точь-в-точь такую, правду говорю».

Прохожий посмотрел на мальчугана,

И дал ему конфету и мамаше:

«Какой ваш мальчик умница», – сказал.

А член летал над сушей и морями,

Пересекал различные границы

И, наконец, приблизился к границе,

Которая обычно на замке.

Его тотчас заметили радары,

Была внизу объявлена тревога,

И прозвучали нужные команды,

И поднялось дежурное звено.

Майор, Герой Советского Союза,

Повел звено вперед по восходящей

На встречу с неопознанным предметом,

Навстречу неизвестности самой.

Звено неслось, оно сближалось с целью

И посылало радиосигналы:

«Снижайтесь плавно и гасите скорость

И идентифицируйте себя!»

Но цель на то никак не отвечала,

Лишь наслаждалась волей и полетом,

То к звездам поднималась горделиво,

То опускалась ниже облаков.

Тогда Герой Советского Союза

На эту цель ужасно рассердился,

Отдал приказ готовиться к атаке,

Отдал приказ атаку начинать.

Четыре перехватчика летели,

А в них четыре летчика сидели,

Четыре пальца точно по команде

Решительно нажали кнопки «ПУСК».

Четыре замечательных ракеты

Четыре цели точно поразили,

Четыре перехватчика при этом

Буквально разломились на куски.

Три летчика немедленно погибли,

И лишь Герой Советского Союза

Живым покинул сбитый самолет.

Майор на парашюте опускался,

А рядом член Да Винчи опускался,

Кружил вокруг, жужжал и корчил рожи

(Коли о члене можно так сказать).

Майор, Герой Советского Союза,

Был вне себя и дико матерился,

И даже плакал от бессильной злобы,

Но что он мог поделать? Ничего.

А враг над ним глумился откровенно,

Парил, кружил, снижался, поднимался

И вдруг пропал неведомо куда.

С тех пор его, насколько мне известно,

Никто нигде ни разу не встречал.

Идут года. Прошли десятилетья.

Майор в отставку вышел генералом

И генералом был положен в гроб.

Давно уж нет и тех торговок рыбой,

И девушек смешливых, и монашек.

А мальчик тот Джованни иль Джузеппе,

Представьте, жив еще и полон сил.

Он стал вполне солидным человеком,

Благополучным, с неплохим доходом,

Весьма примерным мужем и отцом.

Он трубку курит, он гуляет с тростью,

Он думает о печени и почках,

О пользе равномерного питанья

И о вреде безмерного питья.

Пустым мечтаньям он не предается

И в небо глаз не пялит понапрасну,

Теперь его ничем не удивишь.

Года идут, и славная легенда

О чуде, как-то явленном народу,