— Зато надежно, — улыбнулся Чикатило.

Мужчина сунул руку в карман, достал нож-кнопарь, щелкнул выкидным лезвием. Перерезав шпагат, он выложил на колени пачку красных червонцев и фиолетовых четвертаков.

— Прикрой, деньги счет любят.

Наклонившись, он начал считать. Чикатило навис над ним, закрыв своим телом и поглядывая по сторонам.

— Полторы, все точно. На, держи, — мужчина передал покупателю ключи. — Бабка там жила. Померла — вот и продаю. Стены еще крепкие, дед мой строил. Мазанка, она, брат, сто лет стоит, если крышу латать.

Чикатило спрятал ключи в карман.

— Я знаю. Только ты языком не трепи, что я у тебя домик купил.

Продавец мазанки улыбнулся.

— Понял, понял. Слушай, а зачем он тебе? — он подмигнул Чикатило. — Баб будешь ебать, а?

— От жены хочу уйти, — сухо ответил Чикатило. — Замучила. Все, бывай здоров.

Чикатило протянул продавцу руку, вылез из «Москвича».

— А, ну святое дело. Давай, и тебе не хворать! — донеслось ему вслед.

* * *

«Смотрите новый художественный фильм „Военно-полевой роман“.

Режиссер Петр Тодоровский, в главных ролях Наталья Андрейченко, Николай Бурляев, Инна Чурикова».

С афиши с легкой полуулыбкой на проходящих мимо людей смотрела Наталья Андрейченко. Вот только глаза, несмотря на улыбку, у нее были грустными, да и сам фильм вышел невеселым.

Витвицкий и Овсянникова имели возможность в этом убедиться, они как раз выходили из дверей кинотеатра в толпе зрителей.

— Какое страшное было время… — Ирина была задумчива. — Война, разруха эта.

— Почему «страшное»? — с какой-то мальчишеской наивностью не понял Витвицкий. — Победа же. Новая жизнь. Перспективы, свершения…

— Ты сейчас рассуждаешь как мужчина. Победа — это, конечно, прекрасно, но ведь нужно налаживать жизнь, быт, работу искать. Ты видел, кем она работала? — девушка кивнула на грустно улыбающуюся с афиши Андрейченко, затянула, подражая актрисе: — «Пира-а-ажки! Га-а-арячие пира-а-ажки!» На морозе, в варежках этих… Ребенка некуда девать. Ужас!

— Но это же было недолго. И потом… она же нашла свою… своего мужчину.

— Мужчину нашла, — грустно, почти как актриса на афише, улыбнулась Ирина, — а любовь потеряла.

Они подошли к троллейбусной остановке. Там стояли уже несколько человек. Подкатил троллейбус. Овсянникова пригляделась к табличке с номером на лобовом стекле:

— Мой, — она по-товарищески пожала спутнику руку. — Виталий, спасибо тебе за прекрасный вечер. И хороший фильм.

— А как же «ужас»? — улыбнулся капитан.

— Это жизнь, что тут поделаешь. На самом деле фильм отличный, я думаю, его будут смотреть и пересматривать еще много-много лет.

Троллейбус остановился, с шипением раскрылись дверцы. Кто-то вышел, люди, стоявшие на остановке, потянулись в салон.

— Может, я провожу? — несмело спросил он.

— Не нужно, — мягко ответила она и кивнула на другую сторону улицы, — да и гостиница твоя вон — шаг шагнуть.

— Но все же… я настаиваю, — робко попросил Витвицкий.

— Ну, перестань, — рассмеялась девушка. — Еще рано, народу везде полно. Увидят, болтать станут. У нас город маленький, но языкастый.

— Да и пусть болтают! — запальчиво вскинулся Витвицкий и тут же смутился.

— До свидания, Виталий, — она снова пожала ему руку. — До завтра.

Старший лейтенант поспешила к троллейбусу, вместе с другими пассажирами зашла в двери. Уже поднимаясь по ступенькам, обронила перчатку.

— До свидания, Ира! — громко крикнул Витвицкий.

Она обернулась. Он, счастливый, как ребенок, махал ей рукой. Ирина помахала в ответ. Виталий повернулся и пошел прочь. Девушка проводила его взглядом и только тут заметила на асфальте упавшую перчатку.

Из троллейбуса она выскочила уже в последний момент.

Витвицкий тем временем обошел остановку и направился в гостиницу, но дойти до нее не успел, нос к носу столкнувшись с Горюновым. Майор будто специально поджидал.

— О, вечер добрый, Виталий Иннокентьевич! — понимающе ухмыльнулся он. — В архиве допоздна засиделись?

— Добрый вечер, — сухо поздоровался капитан, от счастливой улыбки его не осталось и следа. — Ну… да. Работы много.

Горюнов с его приторным всепониманием раздражал, и это раздражение легко читалось на лице психолога. Вот только голос его при этом звучал интеллигентно и предельно ровно, а лица Ирина не видела.

Подобрав перчатку, она пошла следом за Витвицким, улыбаясь и предвкушая сюрприз. Но, услышав начавшийся разговор, остановилась, скрытая от Горюнова и Витвицкого остановкой.

В детстве ее, конечно же, учили, что подслушивать нехорошо, но выйти сейчас к Виталию означало скомпрометировать его перед начальством, ведь станет понятно, что с ней он пришел сюда не из архива. Уходить и портить сюрприз тоже не хотелось, поэтому оставалось только стоять, ждать и слушать.

— Не умеете вы врать, Виталий Иннокентьевич, — усмехнулся за остановкой Горюнов. — Я только что из архива — Тимуру Руслановичу понадобились копии кое-каких документов. Вас там не было. И товарища Овсянниковой, кстати, тоже. В кафешку ходили? Или в киношку, а?

— А при чем тут старший лейтенант Овсянникова? — холодно поинтересовался Витвицкий. — Вы что себе…

— Да я разве против? — бесцеремонно перебил майор. — Наоборот, очень даже «за»! Дело ваше холостое, да и девуля она сим-пом-пон. И вообще я не о том хотел с тобой говорить.

— С вами, — сквозь зубы процедил мужчина.

— Что?

— Я вам уже говорил, — звенящим от злости голосом проговорил капитан, — на брудершафт мы не пили, поэтому попрошу…

— Ох, и трудный же ты товарищ… — вздохнул Горюнов. — Ну хорошо, хорошо, с «вами» так с «вами». Так вот, товарищ Витвицкий, есть у нас у всех одна общая проблемка… Ковалев ездил в Москву, и после этого визита на голову нашего Тимура Руслановича обрушились громы и молнии.

— Мне об этом известно. Но при чем тут я?

— Очень даже причем, Виталий Иннокентьевич. Ты… прости, вы наиболее плотно из всех нас общаетесь с местными товарищами…

На лице Витвицкого отразилось негодование, Горюнов успокаивающе поднял руки:

— Тихо, тихо, я же без всяких намеков! Просто — факт. Так? Так. И вот: не могли бы вы разузнать, что, образно говоря, привез Ковалев из Москвы в своем «дипломатике»? Поясню мысль: если вдруг ему дали зеленый свет и все наши усилия пойдут прахом, это очень серьезно отразится на наших послужных списках, а на Тимуре Руслановиче — в первую очередь.

— Это он вас подослал? — холодно поинтересовался Витвицкий.

— Боже упаси! — рассмеялся мужчина. — И потом, Виталий Иннокентьевич, что за выражения? «Подослал»… Нет, это исключительно моя инициатива. Ну, и остальные ребята тоже… попросили. Не могли бы вы через товарища старшего лейтенанта разузнать, что собирается делать Ковалев? Какие у него, грубо говоря, после московского вояжа полномочия?

В этот момент Ирине захотелось уйти. Развернуться и убежать, чтобы не слышать ответа Витвицкого. Но почему-то она осталась на месте, будто ноги приклеились к асфальту.

— Как вы себе это…