Навести какой-то порядок и внедрить большую предсказуемость, управляемость в этот новый многополярный и взаимозависимый, насыщенный конфликтами мир будет делом невероятно трудным, а в условиях новой «холодной войны» – абсолютно невозможным.

Тут требуется беспрецедентный уровень сотрудничества и взаимного доверия великих держав, всех цивилизованных стран мира, нужны действительно большие политические умы в их руководстве, какие не раз в прошлом спасали человечество в периоды тяжелых испытаний. Но здесь, к сожалению, почти повсеместно пока наблюдается изрядный дефицит.

Что касается США и союзных им стран, то их руководителям для выработки правильного курса в отношении России и на мировой арене в целом в ближайшем будущем надо проделать самую большую «работу над ошибками» последних двух десятилетий.

Поскольку же речь идет о России, то нам на обозримый период следует научиться не впадать в крайности или пресмыкательства перед Западом, или вражды к нему, а вместо этого выработать долгосрочную и последовательную стратегию решения, в первую очередь наших громадных внутренних проблем, оставшихся в наследство от советской власти и ошибок последующего периода. Помимо всего прочего, для этого нужна внешняя политика, максимально благоприятствующая и помогающая таким решениям, что ни в коем случае нельзя трактовать как мелкий меркантилизм или изоляционизм.

Уже первые крупные, так сказать, системообразующие заявления преемника Владимира Путина – Дмитрия Медведева стали основанием для определенного оптимизма. он правильно определил, что России нужны десятилетия стабильного и спокойного развития, нормальной жизни в направлении перехода с экспортно-сырьевой на инновационную экономику и решения других наболевших вопросов. Тут необходим истинно национальный путь, учитывающий всю глубокую российскую историческую специфику, – но при этом нацеленный на построение универсальных основ, присущих европейской цивилизации.

Весь вопрос в том, чтобы, признавая трудности этого пути, не выдавать его издержки и отклонения от курса за благо и какую-то особую национальную модель развития. Именно так делали нацисты в Германии, проповедуя философию превосходства арийской расы и абсолютное захватническое право своей милитаризованной тоталитарной империи.

* * *

Весьма примечательно, что мнение об «особости» русского пути, якобы обусловленного самой природой нашего народа, разделяют сейчас три весьма непохожие друг на друга историко-политические школы.

Одна представлена, например, уважаемым мною профессором Юрием Афанасьевым (он изложил свои взгляды в книге «Опасная Россия»; М., 2001).

Другая школа – это не уважаемые мной российские ура-патриоты, великодержавные шовинисты и неоимпериалисты всех мастей и идеологических оттенков. Разница между ними в том, что первые считают эту «особость» проклятием, а вторые – ценнейшим национальным достоянием.

И, наконец, третья школа – это зарубежные политики и политологи, в частности мой неизменный американский оппонент Збигнев Бжезинский, которые упирают на российскую чуждость Западу в качестве довода о невозможности долгосрочного и глубокого сотрудничества и тем более интеграции с Россией.

Бжезинский в свое время прославился аргументом, что Россия не может воссоединиться с Европой, потому что не пережила Возрождения, Реформации и Просвещения. На мой взгляд, такие аргументы, хоть и звучат красиво, на самом деле безосновательны: многие страны Европы (в частности, Польша – родина Бжезинского) тоже исторически оказались не очень причастны к этим великим переворотам европейского сознания, что не мешает им считать себя частью Европы и усиленно интегрироваться в нее.

Но не только в этом дело. В России были и Возрождение, и Просвещение, но несколько позднее – в XIX веке, а Реформации действительно не было, но лишь потому, что в России Православная Церковь со времен Ивана III была всегда подчинена государству. Потому она не являлась самодовлеющей силой в экономике, политике и войнах, как папский Рим, который после тысячелетнего идеологического господства вызвал протестное движение своими жестокостями, властолюбием, корыстью и развратом.

В отличие от азиатских народов русские не могут развивать эффективную рыночную экономику без политической свободы, при авторитарной политической системе (как в Китае) или в условиях иностранной оккупации (Япония, Южная Корея в 1950—1960-е годы), – и это еще один важнейший признак нашей европейской принадлежности.

В России 1990-х годов криминальная приватизация, «шоковая терапия», государственный и правовой хаос имели мало общего с политической свободой и демократией, которые необходимы для цивилизованного частного предпринимательства. А в текущем десятилетии свертывание слабых первых ростков демократии и гражданского общества под лозунгом укрепления государства опять придавливает рыночную экономику. Процветают в основном экспортно-сырьевые монополии, сращивающиеся с государством, а основа современной экономики – отрасли высоких технологий, средний и мелкий бизнес, включая сельское хозяйство, приходит все больше в упадок, ее продукция замещается импортом. За границу уезжают уже не только талантливые ученые, врачи, деятели искусства, но и простые инженеры, которые обречены в России на нищенское существование или унизительный челночный приработок. Будучи природными европейцами, на Западе они очень быстро приспосабливаются и добиваются успеха, запросто интегрируясь в общество и не образуя замкнутых общин, как делают иммигранты из Азии, Африки и Латинской Америки.

* * *

И еще одно соображение насчет ценностей. Какая страна может претендовать на европейский статус больше, чем Италия – родина европейской цивилизации? Или чем Германия – центр европейской истории на протяжении целого тысячелетия? Куда же подевались их европейские ценности, когда в Италии зародился фашизм, когда в Германии фашизм достиг своего чудовищного апофеоза с зоологическим расизмом, крематориями концлагерей и тотальной войной?!

К чему же все эти философствования об отличающихся ценностях россиян? Не в ценностях дело – они у нас с Европой общие, – а в политике, которая и определяет на каждый данный момент уровень цивилизованности или проявления варварства каждой конкретной страны.

Если в силу крупных политических ошибок наш «большой скачок» в капитализм в 1990-е годы оказался не успешным и принес огромные издержки, то это не повод в нынешнем десятилетии вновь твердить о нашей исключительности и об особом российском пути «между Европой и Азией» в экономике, внутриполитическом устройстве и внешней политике. Такой подход ведет нас по замкнутому кругу, обрекает на стагнацию, все большее отставание от передовых держав, толкает к изоляции или к неприглядным, а то и весьма опасным союзникам, готовым втянуть нас в свои авантюры.

«Евразийство» – это реакционная философия, служащая идеологическим обоснованием и грубым макияжем для прикрытия социально-политической отсталости России, бесправия народа, чиновничьего произвола. Понятно, что такой строй диктует и внешнюю политику (опять-таки под лозунгом «евразийства») в виде отчужденности от самых передовых, демократических и процветающих стран мира.