— Да, — выдохнула я.

— А ты готова услышать то, что, возможно, не хочешь знать?

Он внимательно меня рассматривал, я грустно усмехнулась.

— А к такому можно подготовиться? — спросила его, заглядывая в глаза.

И Влад, сбившись, отвернулся. Потом встал, кивая.

— Я устрою вам встречу.

И вышел из комнаты.

Да, наверное, мои слова прозвучали немного жестоко. Особенно на фоне того, что случилось. Может, это было даже неуместно, глупо. Потому, что хоть мы и сделали вид, что ничего не произошло, я дала понять ему, что помню все, помню, как он меня предал, и ни хрена это не пережила.

Помню, в семь лет мы шли с мамой с автобуса, и я упала, наткнувшись на острую проволоку коленкой и разворотов ее в мясо. Крови было очень много, а мне было дико больно и страшно. Шрам до сих пор отчетливый остался. До восемнадцати лет это было самое страшное воспоминание о боли. Но сейчас оно меркнет и кажется таким незначительным… Если бы меня всю разворотило, наверное, и это не было бы так уж больно.

Я встречаю Аньку, выйдя в магазин. Она говорит, что видела машину Влада. Он должен приехать только завтра, но видимо, поменял планы. Только почему не позвонил? Забыв про магазин, мчусь в сторону его дома. Машина и впрямь стоит во дворе. Дергаю дверную ручку, открыто. Тихо иду в сторону гостиной, рассчитывая сделать сюрприз. Но сюрприз ждет меня.

Когда ступаю на порог просторной комнаты, вижу сидящего в кресле Влада. А перед ним на коленях усердно трудится Ритка. Все происходящее настолько не укладывается в мою реальность, что несколько мгновений я просто стою и тупо смотрю на затылок подруги, который ритмично двигается взад-вперед. Влад вдруг открывает глаза и видит меня. Резко выпрямляется, так что Ритка от неожиданности чуть не падает.

— Ты чего? — спрашивает его, но проследив за взглядом, поворачивает голову и тоже видит меня.

А я… Я так и стою, чувствуя, как все внутри замораживается. Пальцы рук немеют, дыхание застревает где-то в горле, а в груди становится так больно, что невозможно терпеть. Глаза сами собой наполняются слезами, сквозь влажную пелену картинка на время расплывается, и это вроде секундной передышки, которая позволяет не видеть реальность. Но потом пелена дрожит и слезой скатывается с глаз по щекам, и я снова возвращаюсь в раскинувшийся вокруг меня ад.

Ритка вытирает рукой рот и не выглядит особенно смущенной, а вот Влад… Я перевожу на него взгляд, если несколько мгновений назад мне казалось, что он испуган или хотя бы обескуражен, то теперь в меня упирается непроницаемый холодный взгляд исподлобья. Влад убирает руки в карманы джинсов и молчит.

Я чувствую, как меня покачивает, словно стебель на ветру, это происходит помимо воли. Понимаю, что должна сейчас просто задрать подбородок и, плюнув им в лицо какое-нибудь словечко типа ублюдки, развернуться и уйти. Но я не могу. Потому что слишком сильно люблю его. Не могу даже просто уйти, потому что это ведь навсегда. Потому что я, возможно, больше никогда тогда не увижу его лица, улыбки, не услышу голоса, не втяну запах тела, уткнувшись носом в грудь.

Влад прямо сейчас рассыпается на кусочки, которые я бережно собираю в ладони памяти, потому что чувствую: больше ничего у меня не останется.

И все же, легко тряхнув головой, чтобы согнать очередную дрожащую пелену в глазах, тихо произношу:

— Почему, Влад?

Он сжимает зубы так, что начинают ходить желваки. На мгновенье мне чудится боль в его глазах, но он тут же произносит:

— Ну ты же не могла рассчитывать, что это у нас серьезно?

Выплевывает эти слова мне в лицо, растаптывая все то, что было между нами, стирая наше с ним настоящее, стремительно становящееся прошлым. Тяжелым прошлым, о котором никогда не захочется вспоминать.

Я разворачиваюсь и бегу. Распахиваю дверь дома и, громко, до спазма в горле, втянув воздух ртом, бегу прочь. Через лес, не разбирая дороги, не обращая внимания на хлещущие по рукам и лицу ветки. Воспоминания о нас несутся в голове, как на пленке, которую перематывают назад. От ада к раю, и заканчиваются на том моменте, когда никакого Влада еще нет, и я сижу у костра в компании ребят.

А потом я спотыкаюсь о корягу и падаю, лечу, кувыркаясь через себя, не чувствуя боли. Утыкаюсь лицом в траву, и рыдания, наконец, выбиваются из моей груди, сотрясая так, что становится больно дышать. Я кричу, сжимаю зубы, чувствуя на языке яркий вкус травы и земли, и снова кричу, пока не замираю в легких подрагиваниях. Лежу, глядя перед собой. Божья коровка медленно ползет по травинке, покачиваемой легким ветерком. Тихо. И внутри тоже вдруг становится тихо. Мертво. И вдруг кажется: там спасение. Там будет хорошо. Хорошо и тихо.



Я так и сидела в кресле, а потом, словно очнувшись, вскочила и ушла к себе в комнату. Легла на кровать, черт возьми, как же тут теперь спать, когда она напоминает мне о том, что произошло между нами. Я против воли усмехнулась. Как ни крути, я воспринимаю это не просто как секс. Для меня это всегда будет нечто большое. Все, что связано с Владом не может стоять рядом со словом «просто».

Я слышала, как Влад ходит в кухне, гремит посудой. И чувствовала дурацкое желание встать и накормить его. Тоже мне, блин… а внутри шепнул голос: не привыкай к нему, Ася. Второй раз отрывать будет легче, но шрам останется не меньше.

Потерев лицо руками, отвернулась к стене и попыталась заснуть. На удивление, мне это удалось. Проснулась, когда за окном уже было темно. Часы показывали всего пять вечера. Ох, осенью в Питере вечера тянутся слишком долго.

В дверь стукнули и, подскочив, я села на кровати, поправляя волосы. Влад заглянул, даже не зашел, только голову просунул.

— Поговорить надо, — сказал снова и ушел. Кажется, теперь наше общение будет проходить на таком уровне.

Поднявшись, я заглянула в туалет и ванную. Умылась, разглядывая свое отражение. И подумала: почему он решился? Почему занялся со мной сексом? И тут же замотала головой. Не придумывай, Ася, не ищи подтекста. Голая девушка под рукой, почему нет? А сомнения он мог испытывать только потому, что я раздую из этого нечто большее. Чем я и занимаюсь прямо сейчас.

Выдохнув, вытерла лицо. Вычеркнуть из памяти, забыть. Ничего не было. И тут же наткнулась взглядом на ванную и закрыла глаза. Ладно, это будет сложно, но когда у нас бывало легко? Главное, что теперь я не верю во весь этот бред о чувствах, как в юности.

Влад пил чай, сидя за столом. Я почувствовала голод и стала разогревать ужин.

— Тебе погреть? — спросила, не поворачиваясь.

— Нет, спасибо.

Вот и поговорили. Есть было сложно, потому что Влад сидел напротив и не сводил с меня взгляда. С трудом запихав ужин, я отставила тарелку, и тогда он сказал: