с осторожностью относиться к общеизвестным оценкам. Однако в одном только Штутгарте после вступления в город французских войск было зарегистрировано 1389 случаев изнасилования. Особенно много сообщений о мародерстве и изнасилованиях поступало из Бадена и Баварии. В Баварии мародерствующие американские солдаты грабили отдаленные хутора и насиловали женщин. Нередкими были и тяжкие увечья и даже убийства.[168][169]

В условиях послевоенного хаоса ни одна категория населения не была застрахована от всякого рода уголовщины. Грабили, жгли и убивали молодежные банды, выпущенные на свободу иностранные рабочие и узники концентрационных лагерей, переселенцы и, разумеется, солдаты оккупационных войск. Однако масштабы насилия, совершаемого в отношении женщин солдатами Красной армии и военнослужащими западных союзных войск, несопоставимы. В целом относительно корректное поведение англо-американских солдат было многократно подтверждено документами, даже со стороны СС, которых в данном случае трудно заподозрить во лжи. В марте 1945 года один оберштурмбанфюрер СС сообщал в своем донесении о том, что ему рассказали местные жители, после того как данный населенный пункт на короткое время был отбит у американцев солдатами Вермахта: «Американцы повсеместно пытались установить с населением хорошие отношения, щедро раздаривая консервы, шоколад и сигареты». У местного населения сложилось «прекрасное мнение» об американцах; женщины подчеркивали, что те обращались с ними хорошо, в то время как немецкие солдаты наверняка вышвырнули бы их из квартир. В конце донесения оберштурмбанфюрер признал, что местное население явно убеждено в моральном превосходстве противника: «После освобождения Гайслаутерна немецкими подразделениями местные власти установили, что в квартирах, где были размещены американцы, ничего не повреждено и не похищено. Все в один голос заявляют, что они вели себя лучше, чем наши солдаты».[170][171]

Впрочем, были населенные пункты, которым, в отличие от Гайслаутерна, не повезло: засевшие в них немецкие солдаты фанатично держали оборону, и в результате этих бессмысленных символичных боев гибли американские солдаты. После обстрела немецкими партизанами в давно занятых деревнях американцы вымещали свою злость на мирных жителях, в том числе на женщинах. По некоторым свидетельствам, крайне агрессивное отношение американских солдат к гражданскому населению часто было также следствием шока, испытанного ими при освобождении концентрационных лагерей.

Американское командование приказало своим солдатам вести себя по отношению к немцам корректно, но подчеркнуто недружелюбно. Характеризуя германское мирное население, оно называло немцев коварными, злыми и опасными извергами, которых предстоит еще долго и терпеливо перевоспитывать, прежде чем им можно будет оказывать доверие. В отличие от Советов, которые, следуя своей теории фашизма, видели в немецком народе жертв нацистской элиты, американцы постоянно подчеркивали массовый характер нацистского режима. Для них подавляющее большинство немцев были фанатичными приверженцами национал-социализма и не знавшими жалости преступниками по убеждению. Они были готовы к тому, что им еще долго придется подавлять фашистских партизан и страдать от диверсионно-подрывной деятельности подразделений «Вервольф». Соответственно американское военное командование в апреле 1944 года настраивало солдат на беспощадное подавление врага и категорически запрещало любые формы «братания»: никаких рукопожатий, никаких разговоров, никакого общения. Тем удивительнее был для американских солдат дружелюбный прием, который им устроили хорошенькие женщины и любопытные подростки: американцы не могли насмотреться на изъявления благодарности за сигареты и шоколад, которые они, несмотря на запрет, раздавали немцам из своих джипов.[172]

Это была довольно странная армия: для немцев, стоявших на тротуарах или на обочине, необычным было все – расслабленные, вольготные позы, самоуверенный смех, небрежная манера курить. Хильдегард Кнеф пишет в своих воспоминаниях о широченных квадратных плечах американских солдат, об их узких, как коробки для сигар, поджарых задницах. Во всех описаниях очевидцев они выступают пышущими здоровьем и жизнерадостными, «наивными как дети». Это подчеркивание детской наивности и непосредственности объясняется, скорее всего, огромным облегчением, которое испытали запуганные пропагандой немцы, увидев совершенно иную картину. Любому добродушному дурачеству, к которому были склонны американцы, они радовались вдвойне. Особенно приятны были «добродушные улыбки» чернокожих солдат. Муштра и привычка к порядку, въевшиеся в душу каждого немецкого мужчины, были чужды американцам. Небрежно и величественно восседавшие на своих машинах, многим женщинам они казались этакими ручными божествами.

Маленьким мальчикам они навсегда запомнились победителями-триумфаторами, подростки же часто, как и их отцы, с неприязнью отмечали то магическое действие, которое янки оказывали на женщин. Мужчин в первую очередь поражали машины и прочая техника американцев, ставшая, согласно быстро вошедшей в моду легенде, единственной причиной немецкого поражения. Однако и они заметили определенную штатскую манеру в поведении американских солдат, с удивлением наблюдали, как подчиненный мог, например, не вставая с места, протянуть своему командиру какую-нибудь служебную бумагу, и убеждались, что войну можно выиграть и без постоянного щелканья каблуками перед начальством.

И в самом деле, многих поражал в американских военных прежде всего отказ от солдатской выправки. Их привычка сидеть развалившись, умение удобно устроиться в любых условиях воспринималась как универсальная форма стремления к домашнему уюту, которая кого-то отталкивала, а кого-то, наоборот, привлекала. То, что янки чувствовали себя в чужой стране как дома, многих сбивало с толку. Одни женщины видели в их небрежности наглость оккупанта, для других она была особенно притягательна. В мужчинах, которые чувствуют себя так свободно и непринужденно во вражеской стране, они предполагали какую-то особую, неизвестную им форму мужского обаяния и задушевности – мужественность без надрыва.[173]

Во многих воспоминаниях чуть ли не одними и теми же словами пишут о том, что женщины якобы «стояли в очереди» перед американскими казармами, чтобы предложить свои услуги за пару кусочков салями, жевательную резинку и сигареты. Это явное преувеличение, не заслуживающее доверия. Попытки завязать отношения с оккупантами были чреваты опасностями и унижениями. Однако то, что американцам не приходилось прилагать особых усилий, чтобы войти в контакт с немецкими женщинами, – это факт. Достаточно было лишь пренебречь запретом на «братания» и закрыть глаза на развешанные повсюду плакаты с предостережениями о венерических болезнях. Вскоре в обиход вошло выражение «Вероника Данкешён» (так называли немецких девушек), игра слов, связанная с аббревиатурой VD – venereal disease. Венерические болезни в условиях отсутствия необходимых медикаментов стали серьезной проблемой. Несмотря на опасность заражения, интенсивность половых контактов между немками и американцами зашкаливала. Уже летом 1945 года, как только американцы заняли свой сектор в Берлине, причитавшийся им по результатам Ялтинской конференции, пляж Ваннзее заполонили пары в военной форме и пестрых летних платьях, которые, раздевшись и оставшись в купальных костюмах, чтобы загорать и купаться, превратились в обычных отдыхающих, с той лишь разницей, что рядом с пляжными подстилками лежали карабины и автоматы. [174]

Из Западной Германии сообщалось о целых колоннах молодых женщин, заполнивших дороги к американским казармам, и даже о пещерах в лесах поблизости от мест расположения американских военных,