Но камнем преткновения стал роковой «польский вопрос». Александр рассчитывал навсегда закрыть его, присоединив к России герцогство Варшавское. Часть этой территории раньше принадлежала Пруссии, но царь придумал способ удовлетворить союзника, отдав ему Саксонию. Пруссия была не против – это сделало бы ее самым сильным государством германского региона, однако подобный поворот событий не устраивал Австрию, которая сама претендовала на всенемецкое лидерство. Встревожилась и Франция, опасавшаяся возникновения сильной единой Германии (как покажет будущее – не напрасно). Англии же не нравилось дальнейшее усиление России. К этому времени уже было ясно, что по-настоящему великих держав в мире теперь только две: Британия и Россия, и их соперничество неизбежно. В начале 1815 года Австрия, Англия и Франция даже заключили секретное соглашение о противодействии российским планам. Дело шло чуть ли не к войне между победителями.

Александр очень сердился и расстраивался, а однажды в порыве возмущения даже отправил «коварному интригану» Меттерниху вызов на дуэль, что повергло всех в недоумение. (Потом царь пригласил австрийского канцлера и сказал ему: «Оба мы христиане, и наша Святая Вера приказывает нам забывать все обиды. Обнимемся и забудем всё».)

И вдруг ситуация переменилась.

В марте 1815 года Наполеон высадился на материке и с поразительной скоростью вернул себе власть. В Европе началась новая война, и Россия опять стала всем нужна и для всех важна.

Сразу нашелся компромисс в польско-саксонском вопросе. Саксонию не отдали прусскому королю, но вернули ему кусок Польши; другой кусок достался Австрии; основная же часть бывшего герцогства вместе с Варшавой переходила к России в качестве полуавтономного Царства Польского.

Если бы союзники знали, что управятся с Бонапартом и без русской помощи, столь выгодных условий Россия не получила бы.

Великие люди мирятся. И. Сакуров

Европа до Венского конгресса. М. Романова

Европа после Венского конгресса. М. Романова

Франции этот рецидив бонапартизма обошелся дорого – теперь условия мира стали жестче. Стране назначили контрибуцию в размере 700 миллионов франков, да еще на всякий случай ввели оккупационный корпус из 150 тысяч солдат. Содержать его тоже предстояло французам.

Но главным результатом Ста дней было осознание хрупкости мира в Европе. Теперь державы отнеслись к идее коллективной безопасности со всей серьезностью. Официально возобновился четверной союз России, Англии, Австрии и Пруссии как гарант европейского равновесия. Эти страны брали на себя ответственность согласовывать все конфликты путем переговоров и арбитража, а не силой оружия.

И система всеевропейского мира, созданная Венским конгрессом, в самом деле долго, почти четыре десятилетия, оберегала континент от больших войн между державами. «Европейский концерт» исполнял иногда очень нервную, но неизменно мирную музыку. Если же историческая репутация у меттерниховского проекта неважная, то объясняется это второй его направленностью – реакционной.

Ко времени Венского конгресса русский царь успел разочароваться лишь в собственных подданных, но в последующие годы ему пришлось убедиться, что европейцы тоже еще не созрели для свободы. Народы жаждут прав, но не умеют с ними обращаться и, дай им волю, запалят новый пожар – к такому печальному выводу постепенно пришел воспитанник Лагарпа.

Европу действительно лихорадило. Искры 1789 года разлетелись во все стороны и продолжали тлеть, разгораясь то там, то сям – всюду на свой лад. Союз старых монархий справился с великим завоевателем, но не с идеями великой революции. Можно было вернуть на трон Бурбонов. Нельзя было запихнуть Европу назад в восемнадцатый век.

Не получилось это прежде всего в самой Франции, несмотря на репрессии и казни после Ста дней, несмотря на иностранную оккупацию.

При этом прочно установившееся мнение, что Бурбоны «ничего не забыли и ничему не научились», не вполне справедливо. Многие новшества, привнесенные революцией и Бонапартом, были сохранены – прежде всего конституция. После реставрации монархия перестала быть абсолютной. В стране существовали депутаты, выборы, довольно задиристая пресса. Свободы стало больше, чем при наполеоновском режиме, вполне тоталитарном. И все же народ был недоволен, раздражен. Частичный возврат помещичьих и церковных земель, люстрация бонапартистов, к которым были причислены многие офицеры и чиновники, а пуще всего национальное унижение, прочно связанное с Бурбонами, порождали непрекращающееся брожение. Оно выражалось не только в парламентских баталиях между левыми и правыми, но и в заговорах, в политических убийствах. Так в 1816 году раскрыли подпольную организацию под названием «Патриоты» и во устрашение предали ее руководителей жестокой казни: сначала отрубили руку – за цареубийственные помыслы, потом голову. В 1819 году в Париже бунтовали студенты. В 1820 году ремесленник-бонапартист убил королевского племянника герцога Беррийского, считавшегося реакционером.