Приветливо кивнув нескольким знакомым, она покинула шумное столпотворение продавцов и покупателей. Пройдя через деревню, насчитывавшую два десятка скромных домов, она стала подниматься по тропинке, которая вела к вершине скалы, туда, откуда открывался прекрасный вид на море.

Шли месяцы, и жизнь молодой четы постепенно устраивалась. Ангеррану, естественно, хотелось бы жить, не отказывая Мунии ни в чем, однако та понимала, что в таком случае деньги быстро закончатся, а ведь им предстоит еще долгое путешествие в Египет. Разумеется, Ангерран мог бы поступить на службу к какому-нибудь местному вельможе, однако в таком случае ему пришлось бы рассказать, кто он и откуда, и рано или поздно весть о нем дошла бы до госпитальеров. Муния предположила, что Гуго де Люирье отказался от мыслей о мести, но Ангерран ничего не желал слышать. Он успел оценить хитрость и подлость де Люирье, а потому предпочитал соблюдать осторожность. Сойдя на сушу в порту, они пошли пешком вдоль берега, пока не нашли эту рыбачью деревеньку, укрывшуюся в уютной бухте. Местные жители встретили чужаков настороженно, но скоро привыкли, и только старики продолжали проявлять по отношению к чете осторожность и сдержанность.

В деревне Муния и Ангерран сняли комнату в доме, который находился на отшибе. Хозяйка, вдова испанского моряка, обремененная стайкой крикливых и бедно одетых детей, зарабатывала на хлеб плетением корзин и изготовлением украшений из ракушек. Свои поделки она отвозила на ослике в город, располагавшийся на расстоянии дня пути, и продавала на местном рынке. По прошествии нескольких недель между ними установились самые сердечные отношения. С Ангерраном, понимавшим по-испански, она на первых порах говорила на этом языке, но уже через несколько месяцев оба ее постояльца благодаря ее урокам бегло заговорили по-сардски.

Дружба Ангеррана и Мунии с Линой крепла день ото дня. Однажды днем, когда женщины вместе полировали ракушки кусками высушенной кожи угря, египтянка рассказала доброй женщине, почему они вынуждены скрываться. Лина со вздохом кивнула:

— Бывают дни, когда и сам Господь устает помогать нам, людям…

Так она обычно говорила, чтобы утешить себя перед лицом неизбежности. Она больше никогда не заговаривала со своими постояльцами об их делах, но стала к ним относиться с еще большей симпатией.

Невзирая на то, что хорошо сохранившиеся развалины старинной сторожевой башни защищали хижину Лины от ревущих ветров, во время каждого шторма она, казалось, была готова сорваться с фундамента и улететь. Со дня приезда Мунии и Ангеррана сильные бури случались уже пять раз. В такой день повторялся один и тот же ритуал: взрослые обитатели хижины прижимались друг к другу под старыми одеялами, окружив теплом сбившуюся посередине стайку детей. Так было спокойнее: даже если ветром сорвет крышу, то никто из мальчишек не пострадает. Чтобы отвлечь детей, Ангерран рассказывал им о снегах Веркора, которые они никогда не увидят, о свисающих с деревьев сосульках, о том, что, когда выдыхаешь воздух в морозный день, изо рта выходит пар, о волках, которые бродят зимой возле крестьянских домов. В такие минуты собственные невзгоды казались маленьким сардинцам не такими страшными, потому что в самую лютую зиму в этих местах не бывало так холодно, чтобы кто-нибудь замерз до смерти.

Впервые увидев домишко Лины, Ангерран удивился — он был построен среди руин старинной башни. Лина рассказала, что это заброшенное место отцу ее мужа за особые услуги подарил сам вице-король. Свекор Лины обосновался на Сардинии, построил этот дом и женился на местной жительнице, которая, правда, в скором времени скончалась, но так и не смог поладить с соседями. Он тоже рано умер, и его единственный сын Хуан унаследовал вместе с домом недоверие, которое жители деревни питали к его отцу. Один только отец Лины ему помогал. Они стали компаньонами. Так они и познакомились. Хуан и Лина поженились, у них родилось шестеро детей. А потом, в прекрасный летний день, они с тестем ушли в море и не вернулись. Лина в одночасье лишилась и супруга, и отца. Мать ее умерла, когда Лина была совсем маленькой, родственников у нее не было, однако она нашла в себе силы жить дальше. Всем в округе было прекрасно известно, что пираты промышляют у этих берегов, прячась в маленьких бухтах, куда можно было попасть только по морю. Хуан был не первым рыбаком, кто не вернулся домой. Его и отца Лины пираты либо отправили на корм рыбам, либо силой увезли с собой, поскольку их опыт рыбаков мог пригодиться в открытом море. Она знала, что в любом случае никогда больше их не увидит.

Повесив корзину на согнутую руку, Муния энергичным шагом стала взбираться вверх по узкой тропинке. Она уже была на середине пути, когда морской бриз донес до нее стук молотка. Сердце ее тотчас же забилось в груди, следуя этому глухому и четкому ритму.

Две ночи назад ветер так завывал и раскачивал хижину, словно все-таки решился разнести ее в клочья. Кусок крыши оторвался и улетел, и скудные пожитки Лины насквозь промочило дождем. Мало того — в мокрой стене образовалась большая трещина. Кое-как успокоив перепуганных детей, они втроем стали молиться, чтобы буря поскорее ушла, не успев причинить новые разрушения, и чтобы все они остались живыми и невредимыми. Прошло несколько часов, и над успокоившимся морем, на чисто умытом небе заблистали звезды. Успокоившись, они кое-как собрали тряпками воду и подремали до рассвета. Как только небо на востоке порозовело, Ангерран отправился в город, чтобы купить досок. Для Мунии было невыносимо больно расстаться с ним даже на несколько часов. Поэтому можно представить, какое она испытала облегчение, когда наутро после тревожной ночи (трещина образовалась как раз возле их постели, и Муния долго не могла заснуть и слушала шум прибоя) она отправилась на рынок и на полпути встретила своего суженого. За Ангерраном следовал ослик, нагруженный досками. Супруг поцеловал ее, и у Мунии снова стало легко на душе. Скорее всего, Ангерран разгрузил ослика и сразу взялся за работу.

Тихонько напевая, Муния ускорила шаг, когда навстречу ей вдруг вылетел Энрико, самый младший из сыновей Лины. Мальчик размахивал руками и кричал:

— Муния, Муния, поднимайся скорее! Скоре-е-е!

Сердце молодой женщины сжалось. Стука молотка уже не было слышно. Неужели Ангерран упал с крыши? За последние месяцы юноше пришлось освоить азы нескольких ремесел, и все же она знала, что увереннее он обращается с мечом, чем с рубанком.

Когда же она подбежала к мальчику, страхи ее рассеялись. Личико у Энрико было серьезным, но радостным.

— Идем скорее! — повторил он еще несколько раз, а потом схватил ее за руку и потащил за собой.

— Да что такое случилось? — с притворным недовольством спросила Муния. — Разве ты не видишь, что я несу тяжелую корзину?

— Брось ее тут, я покажу тебе что-то получше! — уверил ее мальчик и снова потянул за руку.

Молодая женщина расхохоталась. Если уж Энрико не соблазнился даже арбузом, который обожал, значит, случилось и правда нечто значительное. Оставлять корзину на дороге она все же не захотела, но постаралась идти побыстрее. На все ее расспросы мальчик отвечать упрямо отказывался. Наконец они вышли на вершину скалы. Увидев в первый раз этот пустынный пейзаж, Муния была поражена. Но теперь она привыкла к обитателям домика, притулившегося к остаткам башни, как и привыкла любоваться причудливым рисунком руин на фоне протянувшегося до самого горизонта лазурного неба.