Мы проснулись рано, практически ночью. Последний – ну нет уж, крайний – день по форме 24. Стали одеваться. На голое тело, смазывая датчики гелем, надели медицинские пояса, чтобы Земля могла контролировать наши кардиограммы и состояние. Потом надели компрессионное белье – гетры и шорты «Кентавр», сверху – специальное, синее подскафандровое белье, на которое я натянула еще и футболку с именами дочек – мне очень хотелось забрать ее с собой на память. Все проверили, надели летные комбинезоны. Прилетели иностранные коллеги, мы стали прощаться, обменялись электронными адресами.

Словно в пионерском лагере закончилась смена – все расстаются, обещают встретиться, ты понимаешь, что не со всеми увидишься. 12 дней на МКС – кажется, так мало, но за эти дни было прожито так много! И все же мне так хотелось еще хоть на пять деньков остаться на станции, просто смотреть в иллюминатор: я еще не сделала тут все, что хотела, и жалко было расставаться с ощущением невесомости.

Мы фотографировались, улыбались, но видно было, что все переживают. Это все-таки не до Питера на «Сапсане» доехать… А после – прощание у люков. Смех, улыбки, объятия… И странная радость с примесью грусти, потому что больше – никогда. Клим до самых последних секунд пытался запечатлеть МКС на камеру, пока Олег ее у него не отобрал. Мы прощаемся с нашим космическим домом навсегда.

Надели скафандры, уселись в свои ложементы – сначала мы с Климом, потом к нам присоединился командир. Люки закрылись, и пошла проверка на герметичность скафандров, систем корабля, люков – и с нашей стороны, и со стороны станции. Еще целых два часа мы оставались с ребятами на связи, еще были вместе, но уже не могли видеть друг друга. Еще два часа мы смотрели в иллюминатор на станцию с ее огромными солнечными батареями.

Вообще спуск считается самой травмоопасной частью полета. По статистике большинство трагедий, хоть их было и немного в нашей стране, случались на спуске, поэтому к нему – особое отношение. Усталость – дикая. Но надо совершить последний рывок.

Начался спуск. Отходим от станции и совершаем один виток вокруг Земли, потом – вниз. Теперь Олег, Клим и я – экипаж корабля «Союз МС-18». Наши новые позывные – Казбек-1, 2 и 3.

Один виток вокруг Земли длится около полутора часов. Я даже поспала за это время, хотя засыпать мне было боязно, я все время думала: «Нет-нет, не спать». Сквозь сон, как через дурман, слышала четкий голос Олега во время разговоров с ЦУПом и понимала, что все идет спокойно, хорошо. На витке практически ничего не происходит. И на меня вдруг напала такая усталость от этих двенадцати дней, потому что мы много работали, спалось-то нам хорошо от постоянного нервного стресса… И я подумала: а, была не была, будь что будет – я готова принять всё. Внутри наступило странное спокойствие.

На спуске – всякое случается. При посадке часто бывает, что разбивают колени от удара. Причина тому – ручка РУД[4]: если ее не задвинуть на спуске, о нее можно очень сильно травмироваться. Эта ручка очень сложно выдвигается, в скафандре захватывать ее неудобно, фиксаторы иногда срабатывают, иногда не срабатывают. И это надо делать на ощупь. Я выдвигала ее раз сто на каждой тренировке, и на примерке корабля – тоже. В результате у нас с Климом на спуске получилось выдвинуть ручки и задвинуть обратно, чему мы были очень рады.

Вообще если во время спуска хоть что-то сделаешь неправильно, можно получить травму: при взводе кресел можно сломать руку, полностью выбить челюсть, если ты в этот момент заговорил. Если плохо затянул привязную систему, можно получить серьезные синяки при посадке или даже сломать позвоночник. Нужно пристегиваться с такой силой, чтобы ты был как одно целое с ложементом. Бывает много разных случаев, но о них не любят рассказывать. Мы с Климом Алексеевичем свою жизнь любим и ценим – и всё сделали как надо, хоть и волновались.

Когда мы вошли в атмосферу, капсула загорелась. Есть анекдот про режиссера: «Режиссура – это просто, как ездить на велосипеде, который горит, и ты горишь, и все горит». Мне всегда это казалось всего лишь смешной шуткой. Про спуск можно сказать так же: ты просто сидишь внутри капсулы, которая горит. Температура внутри корабля тоже поднимается, но ненамного – у капсулы есть термозащита. Но ты смотришь в иллюминатор и видишь, что горишь. Летишь и горишь. Капсула горит! Ты летишь в горящем шаре. Мы горим, все идет по плану.

Дальше – очень опасный момент. Происходит выброс вытяжного парашюта, который открывает основной, огромный парашют. Риски здесь те же, что и со всеми парашютами, – откроется он или нет, полностью или частично, погодные условия могут быть разными… Потом парашют отстреливается, и в этот же момент взводятся кресла – они поднимаются вверх так, что пульт оказывается в нескольких сантиметрах от лица. Нам говорили, что это случится очень резко, и важно держать руки ближе к телу, чтобы не травмироваться. Все это происходит одномоментно и молниеносно. Олег громко скомандовал: «Руки на груди! Сейчас будут американские горки». Как только открылся парашют, капсулу начало заворачивать, бросать в разные стороны. Хотелось кричать – не от страха, а от сумасшедшего адреналина. И тут же взвелись кресла. Я этого совсем не почувствовала – мне показалось, что не кресла поднялись, а пульт упал прямо на нас.

Мы разглядели в иллюминаторе огромное количество вертолетов и сразу услышали по связи: «Мы их видим!» Это такой адреналин с примесью абсолютного счастья! «Зона такая-то. До посадки осталось семь минут. Погода благоприятная, ветер умеренный…» Параллельно с нашей посадкой шли съемки фильма и Владимир Машков играл сцену…

Последнее испытание – за метр до Земли. Несмотря на парашют, капсула продолжает двигаться с огромной скоростью, и внизу, прямо под нами, взрывается двигатель мягкой посадки, создавая воздушную подушку, чтобы затормозить капсулу. Олег сказал: «Сейчас тряханет. Рот закрыть!» Ощущалось это нормально – просто где-то под попой произошел взрыв. И мы ровно, идеально сели – я этого вообще не почувствовала. Мне рассказывали, что это похоже на падение спиной со второго этажа. Я готовилась к посадке, как к удару лопатой по спине, думала: надо вытерпеть. И я даже не поняла, что мы приземлились.

Смотрю в окно – вижу одинокий ковыль. Говорю: «Мы что, сели?» Слышим по связи: «Поздравляем вас, экипаж корабля „Союз МС-18“ совершил посадку!» И первое, что я