очередного «допроса» фашистский палач перестарался и набил Зайцеву такой синяк, что распух глаз. В полуобморочном состоянии Михаила бросили в камеру. К Зайцеву, подошел широкоплечий узник лет тридцати пяти. Осмотрел лицо и с многозначительным «да-а...» вырвал рукав нательной рубашки. Выпросил у охранника воды, стал делать Зайцеву примочки. Разговорились... Оказалось, что узник, Приходько Николай Афанасьевич, родом из Киева. По профессии врач-терапевт. Их дом был под бомбежкой. Погибли все: больная мать, жена, дочь...

Новое сообщение Грюнке выслушал с интересом. Велел завязать с Приходько дружбу. Узнать подробно всю его жизнь до войны.

Восемнадцатого сентября в камеру был брошен сильно побитый фашистами советский разведчик Максим Крайнин. Он сообщил радостную весть: фронт рядом. Вот-вот наши будут в Полтаве.

Не спали всю ночь. Крайнин рассказал, как попал по глупости в плен. Добыли «языка», а потом напоролись на засаду полицаев.

Рассказал он и о другой беде. Сам он из Смоленской области. Работал в совхозе. Вначале разнорабочим, перед войной плотничал. Год назад встретился с земляком. Тот сообщил тяжкую весть. За укрывательство партизан немцы расстреляли всех жителей села, сожгли избы. Вскоре погиб и земляк. Остался Максим один, как перст.

— Это то, что надо! — воскликнул Грюнке. — Даю вам день, Зайцев! Вывернитесь хоть наизнанку, как говорят в России, но узнайте все подробности прежней жизни Крайнина.

Грюнке был педантично пунктуален. Двадцатого сентября ни одного из пленных не водили на допрос. Этот день можно было назвать «Зайцевским днем». Он выуживал из Крайнина сведенья. Потом начали выводить из камер по одному. Киевский врач Николай Приходько и воин-разведчик Максим Крайнин обратно не вернулись.

На следующий день повели на «допрос» и Зайцева. Его усадили в машину и увезли на улицу Розы Люксембург. Там, у Ткаченко, находился Грюнке. Он был очень возбужден. Приказал Михаилу привести себя в порядок и пригласил на завтрак.

Свежевыбритый, Зайцев сразу помолодел. Выпили за счастливое будущее. Потом еще за что-то. Грюнке пил, как никогда. У ослабевшего Михаила закружилась голова. Он думал, что и Грюнке захмелел, но глаза у немца были удивительно чистые. Грюнке велел налить еще по стопке и приподнялся с рюмкой:

— Кривить душой не стану. Полтава будет завтра сдана. Умные люди предостерегали Гитлера, что на Россию идти рано. Дуб легче подточить, чем свалить. Как подтачивают крепкое дерево лесные насекомые. Так думают не только умные немцы, но и другие их единомышленники. Полтава падет. Падет Берлин. Но разведка не умирает. Она может только изменить хозяина. Временно придется уйти в подполье. Даст бог и пробьет час новой борьбы. Более тонкой и гибкой. В корни русского Дуба будут заброшены сотни идейных бойцов. Их задача растлевать советскую молодежь, сеять недоверие к правителям Советов. Пью за вас, лесные богатыри, которые подточат и помогут свалить русский Дуб!

Грюнке выпил залпом и сел. Глаза горели. А Зайцева опять забила мелкая дрожь. За окном отчетливо слышался гул орудий. Тут хотя бы шкуру спасти, а его, Михаила, из одной паутины затягивают в другую.

Грюнке разгадал его мысли.

— Не волнуйтесь, Зайцев! У вас будут железные документы, чтобы выйти живым из Полтавы. Наша разведка побеспокоилась об этом. — Он хлопнул в ладоши и приказал Ткаченко что-то принести.

Спаситель принес аккуратно сложенное армейское обмундирование. На нем лежала солдатская книжка и капсула с номерным знаком, который выдается солдату, отправляющемуся на фронт. Зайцев раскрыл книжку и ахнул. С фотографии глядел Михаил Зайцев, а книжка принадлежала Крайнину Максиму Никитовичу. Номерной знак тоже Крайнина.

— Так вы его?..

— Да! Мы его... — криво улыбнулся Грюнке. — Ради спасения вас. Вживайтесь в этот образ. Я вам не зря давал целый день узнать все жизненные подробности Крайнина. Радиста Зайцева уже нет. Отныне вы отважный разведчик Максим Крайнин.

Грюнке помолчал, потом изложил план дальнейших действий.

Зайцев будет завтра легко ранен. Его спишут из действующей армии. Деревня разведчика Крайнина уничтожена. Люди, которые знали его в лицо, тоже уничтожены. Приказ: Крайнину-Зайцеву обосноваться в городе Коврове. Найти себе работу по вкусу. Лучше — плотника. Эту специальность имел Максим Крайнин. Даст бог, и, если «Крайнин» потребуется, к нему в Ковров явится человек. Место жительства найдет через адресный стол. Когда это будет?.. Может быть, никогда. Но не приведи господи, если Зайцев попытается смыться из Коврова. Его разыщут на краю света. Человек назовет пароль. Скажет: «Не узнаете? Мы с вами ходили в разведку под Полтавой». Отзыв: «Узнаю. Вы — Михаил Анатольевич!». Это имя и отчество всегда легко будет помниться. Во-первых, оно принадлежит самому Зайцеву. Во-вторых, оно напомнит, что за возврат своего истинного имени надо вести с коммунистами непримиримую борьбу. Но пусть не пугается Зайцев. От него потребуется только радиосвязь. Черная работа ляжет на плечи других.

Зайцев чувствовал, как у него дрожат руки и губы.

— А как же Энгельс? Там жена, дочь...

Грюнке надменно улыбнулся.

— Русских красавиц в каждом городе, как говорят у вас, хоть пруд пруди. — И жестко добавил: — В Энгельс ни шагу! Вас там не ждут. Жена наверняка уже имеет извещение, что вы враг.

Зайцева била дрожь. В ушах звенело: «Враг!» Налил фужер коньяку и выпил до дна.

На следующее утро Советская Армия с боями вступила в Полтаву. В районе Южного вокзала, на берегу Ворсклы, был подобран тяжело раненный в левую ногу рядовой Максим Крайнин. Искусный стрелок майор Отто Грюнке четко выполнил свой план. Убедив Зайцева, что стрелять будет в мякоть, умышленно стрелял в кость ноги. Иначе того потом могли не списать. Так трус и предатель Михаил Анатольевич Зайцев стал честным советским гражданином Максимом Никитовичем Крайниным, получившим увечье «в боях» за Полтаву. Не знал он в тот час, что продажная шкура — доктор Николай Михайлович Ткаченко, по кличке Спаситель, тоже сбежал из Полтавы под именем и фамилией скромного киевского врача-терапевта Николая Афанасьевича Приходько.

...Где-то заскреблась мышь. Крайнин очумело отвалился от стола. Затуманенные попойкой глаза пугливо метнулись к двери.

А на улице уже совсем светло. Он глянул на допотопные ходики, тикавшие на стене. По средам, в десять часов пятнадцать минут он выходил к почте и ждал Спасителя... Если была необходимость переговорить, подавали условные знаки. Встречались через час на краю города возле рощицы. Туда Никитыч добирался автобусом, а Спаситель на «Победе».

Изредка встречались в одиннадцать дня в Катькиной пивной. В той самой, куда заманили Яковлева. Пивнушка была на отшибе.

Часы показывали около девяти. Крайнин вяло натянул штаны, вышел в